Розмари Клемент-Мур - Техасские ведьмы

– То есть в любом месте в Хилл-Кантри, от Сан-Антонио до… до сюда?

– Ага. Все верят, что твой Безумный Монах… – Я вздрогнула. До этого Бен ни разу по собственной воле не произносил этого имени. – …входил в состав одной из тех экспедиций, которые должны были привезти образцы золота в Мехико. Это все, что я знаю. Только вот некоторые считают, что с него сняли скальп и именно поэтому он бьет своих жертв по голове.

Бен всегда так бешено реагировал на любое упоминание о призраке, что я ожидала услышать некую страшно скандальную историю. Может, даже о его собственной семье. И сейчас я была скорее поражена, чем действительно зла, но все-таки рявкнула:

– И что, ты не мог просто рассказать мне это?!

– Я ненавижу эту легенду. Ненавижу. В детстве Джо Келли и его придурочные кузены напугали меня до полусмерти, нацепив монашеские рясы и… Сейчас это кажется глупым, но когда тебе шесть и кто-то в страшном балахоне с капюшоном запирает тебя в хранилище для зерна на пару часов… Это накладывает отпечаток. Серьезный отпечаток.

Я побледнела. На меня подобное повлияло бы даже сейчас.

– Почему все Келли так сильно ненавидят вашу семью? Кажется, дело скорее в земле, чем в угоне скота.

– Не знаю. – Бен допил кофе и накрутил крышку на термос. – Я больше не хочу говорить о Келли.

– Хорошо. О чем тогда?

– Я вообще больше не хочу говорить.

– О.

И что это значит? Мы ведь вели нормальную беседу. Не кричали друг на друга и не обзывались. Мы преломили печенье вместе! Может быть, ему нужно поразмыслить, в сколь ненормальный мир я его вовлекла? Или он просто хочет, чтобы я заткнулась? Пытаясь справиться с обидой и разочарованием, я велела себе не быть глупышкой.

– Могу пересесть в кабину грузовика. Дать тебе побыть одному.

В ответ Бен то ли вздохнул, то ли рассмеялся.

– Ты серьезно, Ами? Я что, должен выступить с официальным заявлением?

Ухватившись за пояс моих джинсов, он перетащил меня к себе. Я упала ему на грудь и тут же оказалась в крепких объятиях. И хотя мой удивленный писк был одновременно полон одобрения, он заставил Бена остановиться. Но не отпустить меня. Взгляд его жадно скользнул по моему лицу, задержался на губах и лишь затем поднялся к глазам.

– Если ты все еще меня ненавидишь, сейчас самое время сказать об этом, – выдохнул он.

– Я тебя не ненавижу, ты, болван.

Он даже не стал тратить время на смех.

Все мои предыдущие поцелуи начинались робко, осторожно, вопрошающе. Бен не стал ничего вопрошать и поцеловал меня так, словно бы по умолчанию имел на это позволение. И он его имел. Безоговорочное позволение. Пусть я и назвала его болваном.

Обхватив рукой мой затылок, он углубил поцелуй. Мои ладони касались его щек, и так я получила ответы на некоторые свои вопросы. Поздно ночью у него уже появлялась щетина. А на вкус он был как кофе и шоколад.

Когда Маккаллох наконец оторвался от меня, он восхитительно тяжело дышал. Впрочем, как и я.

– Ты по-прежнему хочешь пересесть в кабину? – спросил он.

– Нет, здесь отлично, – ответила я и поцеловала его.

– Я перевожу навоз в этом грузовике, – продолжил Бен, когда я дала ему возможность говорить.

Да, наверняка это было самое странно сформулированное предложение. Но сработало же.

– Тогда в кабине лучше.

Трудно идти, одновременно целуясь. Еще труднее нащупать вход, и это не фигуральное выражение для чего-то неприличного. Так что не спрашивайте, как мы с Беном ухитрились оказаться там, где оказались: на сиденье в салоне грузовика, преодолев приборную панель, руль, рычаг переключения передач и всего лишь раз нарушив ночь громкими радостными звуками.

В том смысле, что мы лишь раз нажали на клаксон, а вы о чем подумали?

Когда Бен целовал меня, единственное, что я осознавала, – это как весь мир исчезает. Я чувствовала то, чего не чувствовала никогда прежде. В местах, которые, как раньше считала, ну никак не связаны между собой.

Только вот неожиданно загудевшего около моего бедра предмета не должно было здесь быть, это я знала наверняка. Хотя бы потому, что он звонил.

Оторвавшись от моих губ, Бен выругался, чем слегка меня шокировал. И еще больше возбудил.

– Не обращай внимания, – велел он.

Легко ему говорить, ведь это не его стимулировал ниже пояса телефон. Я же не хотела испытать удовольствие – если мне суждено его сегодня испытать – благодаря мобильнику!

– Не могу, – сказала я, когда телефон снова загудел. – Он в таком месте, что действительно очень отвлекает.

Слегка переместившись, Бен достал из кармана телефон – у меня даже дыхание перехватило, так высоко его рука прошлась по моему бедру – и бросил его в сторону приборной панели. Неугомонный предмет упал на пол и продолжил гудеть.

– Проблема решена. – Бен снова целовал меня, и я забыла о звонке, забыла обо всем, пока не раздалось бип-бип принятого голосового сообщения, и… Боже, как я вообще могла обращать на это внимание, когда Бен?..

– Ты не собираешься посмотреть, кто это? – оторвавшись от него, выдохнула я.

– Нет, – ответил Маккаллох, щекоча дыханием мое ухо и чувствительное местечко за ним. Я задрожала. Как бы мне хотелось позволить себе погрузиться в это чувство, но тревога – совершенно лишняя сейчас! – тянула меня обратно на землю.

– Что, если это твоя мама?

– Вероятно, так оно и есть. Наплевать.

Уловив резкие нотки в его голосе, я вся растаяла. Мистер Ответственный так сильно хотел быть со мной, что даже не волновался, кто звонил. Кажется, за всю свою жизнь я не слышала от парня ничего более лестного. Не слышала и не чувствовала, и, поверьте, в части несловесного подтверждения своего желания Бен был сейчас более чем красноречив.

– Вдруг что-то случилось? Уже очень поздно.

Он напрягся, и это никак не было связано ни со мной, ни с тем, что его тело вдавливало меня в сиденье, ни с тем, что наши рубашки задрались, и обжигающе-горячая кожа моего живота касалась его живота, твердого и мускулистого.

– Наплевать. – Бен прижался своим лбом к моему; в резком и хриплом голосе слышались противоречия, возникшие не здесь и не сейчас и включавшие в себя много больше, чем нас и кабину грузовика. – Я отказался от студенческого братства, своей квартиры, своей группы. Целых три дня я только и мечтал, как бы снова увидеть твое нижнее белье, и не позволю ранчо отвлекать меня. Хотя бы один жалкий час!

Очень самонадеянно со стороны Маккаллоха думать, что ему будет позволено снова увидеть мое нижнее белье. С другой стороны, учитывая, что сейчас он «видел» мой бюстгальтер с помощью азбуки Брайля, может быть, он имел основания говорить такое.

И… Господь всемогущий, если кто и мог понять желание быть здесь и сейчас – ловить теплый воздух его дыхания, наслаждаться мгновением, гадать, как долго мы сможем быть вот так, пока я не приду в себя… или он не придет в себя… или пока мы снова не начнем спорить – это была я.