Татьяна Величкина - Бег сквозь лабиринт

— Наташа, — окликнул ее чужой незнакомый голос. Она прижалась к стене и замерла, словно ящерица на камнях. — У вас все в порядке? — повторил мужчина и Наташа, услышав шаги, отступила назад. Это был Философ, который остался на улице и так незаметно шел за девушкой, что та даже не заметила его.

— Вы напугали меня, — сказала она и, выпрямившись, в упор посмотрела на него. Ее руки дрожали, и Наташа ничего не могла поделать с этим. Её буквально трясло и, видя ее состояние, Философ остановился в нерешительности.

— Может, позвонить Антону Александровичу? — он протянул к ней руку, но Наташа, покачав головой, отступила назад. Почему-то она почувствовала к этому человеку недоверие, у него были не добрые холодные глаза. Он мог точно так же, как Валерка наброситься и скрутить ее без всякого сожаления.

— Лучше пойдём, — более спокойно сказала она, пытаясь унять эту предательскую дрожь, — мне не хорошо, но это пройдет.

— Может быть, вы хотели, придя сюда получить ответы на свои вопросы? — спросил он докторским тоном. — Не только преступников тянет на место преступления.

— А что вам известно, что здесь произошло? — с какой-то горькой иронией спросила Наташа Философа, на что тот, покачав головой, добавил.

— Это у вас написано на лице, хотя, что скрывать, мне кое-что известно, но совсем немного.

— И что же? — она быстро спустилась к нему и, заглянув в его, казалось, неподвижные глаза пыталась разглядеть там сочувствие и понимание, но не чего не нашла.

— Только то, что вас держали заложницей… а что было в действительности, можно только предполагать.

— Да уж, — протянула она, поворачиваясь к нему спиной, — понятно, откуда у вас это прозвище Философ.

Наташа начала спускаться вниз, Философ, улыбнувшись краем рта, последовал за ней. Ему было известно обо всем, ведь он лично участвовал в допросе Кляпина Валерки и знал все подробности тех дней, которые стали роковыми в жизни Натальи. Однако, ему ни о чем не следовало говорить, понимая это, Философ, как мог, постарался успокоить Наташу и любезно предложил, подвезти её к дому Азизы.

Наташа вдруг ощутила такую потребность в подруге, что тут же согласилась, ей не с кем было больше поделиться своим горем и радостью.

Она раскрыла сумочку и, вынув пачку сигарет, уронила ее на пол. Что со мной происходит, ужаснулась она, руки совсем не слушаются, надо отвлечься, иначе так и до психушки не далеко. Философ остановил машину и, подняв ее сумочку, протянул ей зажигалку.

— Вам нужно взять в себя в руки, все забудется, даже самое плохое.

— Тоже мне психоаналитик, — она поднесла зажигалку к сигарете и, закурив, посмотрела в окно, — поехали, Пирогова 18, корпус два.

Философ, включив поворотник, двинулся дальше и больше не проронил ни слова, чем несказанно обрадовал Наташу. Ехали они совсем немного и вскоре оказались у дома, где жили Ахмедовы. А вдруг ее нет дома, подумала Наташа, что тогда, буду ждать. Ни куда не поеду, не поговорив с Азиской.

— Я поднимусь сама, не надо ходить за мной, Антон… Александрович будет ждать меня в семь, я думаю, мы быстро доедем до башни с часами.

— Ага, — кивнул Философ, оценивающе провожая взглядом Наташу, которая не видела его пожирающего взгляда. Он был в курсе всего и знал, что Раскин приказал неотступно следовать за ней и беречь, как зеницу ока. Он вспомнил, когда увидел ее впервые, когда она еще жила своей жизнью, когда Раскин просил узнать, где живет эта красотка с пухлыми губками и такими прекрасными формами. Философ бы сам с удовольствием отделал бы ее, так она была хороша и наивна для своего возраста, несмотря на то, что имела уже кое — какой опыт, хотя разве это можно было назвать опытом. По его сведениям у нее был только единственный мужчина — друг, с которым она еще училась в школе, с кем у нее и случился небольшой роман, ни чем так и не закончившийся. Она не отшила его, но больше и не допускала в святая святых. Философ негромко хохотнул, мысли о том, как он бы смог поиметь ее, привели его в возбуждение и он, откинувшись на спинку сидения, закинул руки за голову. Немного осталось, потом, возможно и ему что-нибудь обломиться, но потом все будет не так, как если бы это было сейчас. Он сделал музыку погромче и уставился перед собой на обезьянку, которая висела на лобовом стекле, как они были похожи, ее тоже дергают за ниточки, когда хочется повертеть ее туда-сюда.

Азиза обняла подругу и расплакалась, вернее они обе заплакали, целуя, и обнимая друг друга.

— Разве можно так надолго пропадать?! — Азиза укоризненно посмотрела на подругу, — у тебя такие печальные глаза, а мне сказали… что с тобой все в порядке.

— Кто сказал? — с удивлением спросила Наташа.

— Не знаю, — пожала плечами Зиска, — честное слово, прошла неделя или больше, как ты пропала, потом позвонил какой-то мужчина, он сказал, чтобы тебя не искали, что с тобой произошел несчастный случай и как только тебе станет легче, ты вернёшься домой. И потом столько времени тебя не было.

— Понимаешь, — Наташа обняла подругу, — столько всего случилось, и я так хотела увидеть тебя, но была за городом. Мне было очень плохо, пока меня приводили в чувства, я… я — она, опять заплакав, закрыла лицо руками и ощутила, как снова покрылась мурашками, она не могла рассказать Азизе все, она боялась, что, вспомнив и пережив все заново, ей станет еще хуже. Воспоминания, словно острый нож, обжигающий болью, так не хотелось снова все выуживать из уголков подсознания, но она должна была все рассказать, Наташа знала, что ей необходимо было с ней поделиться.

— Дома ни кого нет, словно все испарились, — начала Зиска. — А соседи мне рассказали, кое-что.

Наташа подняла заплаканное лицо. — Сказали, что… ну может это только домыслы… что Валерку убили.

— Это было бы очень хорошо, — с нескрываемой радостью кивнула Наташа, — он заслужил, погоди, я специально приехала, чтобы тебе все рассказать, ты самый близкий мне человек, теперь у меня нет ни кого роднее, если не считать… моего спасителя.

Зиска обняла Наташу.

— Расскажешь о нем?

— Конечно.

— Дура, надо было сразу бежать ко мне, мы бы помогли тебе, ты же знаешь, как мама относится к тебе, а Нугман!

— Я не могла прийти, — Наташа почувствовала, что ее голос стал крепче, она посмотрела в карие глаза подруги и начала свой рассказ. С каждым словом — вздохом, Азиза бледнела и теперь сидела вся белая словно полотно. Полная пепельница окурков и сизый дым, повисший на кухне. Наташа больше не плакала, она может, и хотела этого, но теперь у нее не было сил, слезы словно высохли, и теперь она могла только курить одну за другой сигареты, не ощущая их вкуса и запаха запивая крепким кофе, которое сварила Зиска.