Вероника Мелан - Мистерия

Они встретились и подружились в пансионе: обеим по пять — маленькая, кудлатая и зареванная Тайра и вечно напуганная и неуверенная, длинноволосая Сари. Такие разные, но такие похожие. Обе потерявшиеся в жизни, обе старающиеся найти прутик, за который можно держаться, и в течение всех этих лет вынужденные скрывать общение, которое не просто не поощрялось — было строго наказуемо наставницами. Но годы текли, и синяки, получаемые обеими всякий раз, стоило матерям-наставницам обнаружить девочек вместе, не смогли похоронить дружбу.

— Как ты? Как все прошло?

Сброшенная с плеч тулу с фиолетовой Дерой на подоле лежала возле кровати; Сари смущенно потирала густо намазанное чем-то жирным плечо.

Тогда им обеим было по восемнадцать, а тогда Тайра в первый день почувствовала этот запах — запах лаванды и апельсина.

— Даже не знаю, как сказать.

— Почему? Все было плохо? Там так ужасно, как рассказывают?

— Да, в общем… нет, наверное. И да, и нет.

— Не понимаю. Так хорошо или плохо?

Темные глаза Сари смотрели на собственные густо накрашенные красной краской ногти на ногах — кажется, любовались; на одной из лодыжек позвякивал золотой браслет.

Подруга смущенно втянула воздух, оторвала взгляд от собственных ступней и взглянула на Тайру — на ее лице играла растерянная и странным образом довольная улыбка.

— Ты не поверишь, если я расскажу…

— Поверю! Говори!

— Знаешь, надо было тебе пойти со мной.

— Я не могла, ты же знаешь. Распределение не обсуждается.

— Да знаю я, знаю.

— Так что там было?

О Сладких Домах можно было услышать от мужчин, но никогда от женщин, никогда изнутри, и теперь Тайра нетерпеливо подпрыгивала на кровати, желая узнать продолжение.

— С самого начала?

— Ну, конечно!

— Ладно, слушай. — Сари откинула кудрявые волосы с плеч, оперлась спиной на стену и принялась теребить собственные пальцы. — Ты только…

— Что?

— Не осуждай меня…

— Что?

Она откровенно чего-то смущалась, но чего? Даже в те далекие времена, когда она иногда воровала еду из чужих, втайне переданных родителями дочерям, сумок — не их собственных, нет, собственные родители что у одной, что у другой оказались слишком послушными, чтобы нарушать законы пансиона — Тайра никогда не осуждала подругу. Еда — она такая. Ее лучше иметь, чем не иметь. Это они обе уяснили с детства.

— Я не буду тебя осуждать.

— Точно не будешь?

Тайра воспроизвела пальцами жест клятвы Богу, после чего спросила:

— Видишь?

А пятью минутами позже она свисала вниз головой с собственной кровати, пытаясь успокоить бушующую в непонятных местах кровь. Уши горели.

— Она что, правда оставила тебя в этой комнате?

— Говорю же! Сделала вид, что разговаривает с владельцем Дома, а меня оставила в сторонке. А там… Там…

Сари покраснела сильнее прежнего.

— Там все… трогают друг друга. И они везде — люди. Пары. Только чаще всего одна женщина и несколько мужчин…

— Это же… ужасно!

— Я бы тоже так сказала, только я обомлела, когда увидела написанный на лицах наложниц восторг. Их…. В них проникают отовсюду — Тайра, не поверишь, — в рот, сзади, снизу, а они так сладко стонут.

Тайра сползла с кровати, поплотнее прикрыла дверь и подоткнула в щель свернутый в рулон платок — не дай Бог Радж услышит хоть слово.

— И ты смотрела на них? Ждала, пока настоятельница поговорит с владельцем и стояла в той самой прозрачной юбке и с голой грудью?

— Да. А все смотрели на меня в ответ. Сношались и любовались моими… титьками. А потом…

— Что потом?

Тайре казалось, что ее грохочущий пульс заглушит дальнейшие слова, но уши оказались более любопытными и жадными, нежели, пытающаяся оградить хозяйку от дальнейших подробностей, совесть.

— Потом ко мне подошли сразу двое. Один начал гладить по груди и приговаривать что-то вроде: «Ну, как это нельзя ее трогать? Посмотри на эти чудные упругие арбузы — если такие наросли, значит, она полностью готова», а второй…

— А как выглядел первый?

— Голый. И лысый. Он трогал меня за соски, но не щипал, а ласково так гладил — нежно. Брал груди в руки, взвешивал их, стонал от удовольствия. А его член…

Тайре казалось, что сейчас она рухнет сквозь пол — провалится в преисподнюю за то, что позволяет себе не только слышать такое, но и представлять. Член… Боги, она видела его. Один раз. Случайно.

— Его член стоял, как палка — длинный такой, напряженный. Он упирался в меня, представляешь?

— Он горячий?

— Еще какой. И твердый очень. Но первый — это еще ладно. Ты не представляешь, что начал делать второй — а ведь я даже его лица толком не видела.

— Что?

Теперь тело Тайры горело полностью. Хотелось сесть на что-нибудь верхом и почесаться о твердую поверхность промежностью.

— Он… Он юркнул мне между ног, устроился задом на полу, раздвинул там складочки и принялся лизать.

В этот момент глаза подруг встретились — у обеих круглые, как медяки.

— Лизать?!

— Да!.. — Сари вновь принялась теребить край задранной вверх юбки. — Ему настоятельница орет: «Внутрь не проникайте, она еще девственница!» — а этим хоть бы ухом. Один все грудь тискает, а второй мягко так «там» лижет.

— И… И… тебе это нравилось?

Черные глаза Сари стыдливо прикрылись от воспоминаний.

— Ты удивишься, но… да. Это было так… вкусно. Он делал это так осторожно, мягко, неспешно. Но самое ужасное случилось тогда, когда ко мне подошел кто-то сзади…

— Еще один?

— Да. Его я вообще не видела. Но тоже голый, потому что его член уперся мне прямо между половинками попы и начал там тереться.

— О-о-о…

К этому моменту Тайра растеряла все слова. Она уже успела посидеть, полежать, походить по комнате — правда недолго, — и снова плюхнуться на коврик у кровати.

— Они все делали так слажено… Понимаешь? Один за грудь, второй там лижет, а третий упирается прямо в попку. Не ниже, а прямо…

— Прямо туда?

— Да!

— А я голая, по сторонам все эти пары — мужчины сверху на женщинах, мужчины снизу под женщинами, все стонут, извиваются, тела блестят от масел… И когда тот, что был сзади, начал тереться активнее, — кажется, его член тоже был в масле, я…

— Ты — что?

— Я вся затряслась и изошла на волны удовольствия.

— Ты? Правда? Значит, женщины не врут, что это случается?

— Нет, не врут. Это было непередаваемо, Тайра! Словами не описать. Это, как если бы у тебя внутри одновременно включились все центры наслаждения — сильные, как морские волны и нежные, как крылья бабочки. Я думала, что моя голова взорвется от удовольствия… И еще этот бородатый мужик слева, который пихал свой… переросток девушке в рот… Толстый такой.

— А что он?

— Я почему-то представляла, что он пихает его мне. И… В общем…