Алёна Алексина - Перехлестье

Васька тем временем не шла — летела. Желание обсохнуть и отдохнуть было обезоруживающе сильным и затмевало даже легкое поскребывание здравого смысла. А он, меж тем, с цивилизованным скептицизмом любопытствовал, мол, почему это Василиса Евтропиевна так уверена в том, что скоро ей будет тепло и хорошо? Не прихворнула ли она? Не ударилась ли головой о какой‑нибудь коварно спрятавшийся в снегу пенек во время своей десантной высадки из уборной?

Ведь могла бы уже Лиска заметить за двадцать‑то четыре года, что каждая ее непоколебимая уверенность в чем‑либо влечет за собой глобальную катастрофу или маленький, практически карманный, апокалипсис. Но пока здравый смысл распинался и сыпал аргументами, ноги стремительно мчали пышное тело хозяйки по кочкам и сугробам, и плевать хотели на сварливое бурчание всяких зануд.

И вот, в процессе бессмысленной внутренней борьбы рассудка и инстинктов, самостоятельные и непривычно резвые конечности вынесли обладательницу из чащобы на просторную полянку. Здесь — на открытом месте — снег кое-где почти совсем стаял, но земля оставалась мерзлой и твердой.

Потеряшка остановилась, с удивлением осматриваясь. Минувший бег по сугробам вспоминался смутно. И если бы не кололо так отчаянно в правом боку, Васька, пожалуй, и не поверила бы, что способна на такой лихой спринтерский рывок. Ну вот, хоть ущипни — не помнила подробностей своей резвой скачки!

Но эта полянка… почти декорация к сказке!

Девушка даже благоразумно помотала головой, отгоняя видение, пощипала себя за рыхлые выпуклости… и поняла, что увиденное не примерещилось — перед ней стоял дом! Приземистый, с дерновой крышей, аккуратными оконцами, почти вросшими в землю, низкой, оббитой железными полосками дверью, каменными ступеньками крылечка. Летом, здесь, наверное, все порастает травой, а на земляной крыше цветут незабудки…

Сейчас же пологий холм кровли был одет снегом и из осевшего сугроба торчал дымоход. Увы, каменная труба не исторгала из себя ни дымка, ни искорки, да и тропинка, ведущая к зимовке, казалась порядком заброшенной — свежих следов на ней не виднелось, только оплывшие на весеннем солнышке старые лунки.

А здесь вообще живут? Здравый смысл вступил в неравный бой с не менее здравым желанием обсохнуть и согреться. И как бы ни кричало благоразумие, что милая зимовка вполне может оказаться пряничным домиком из страшной сказки, Василиса все‑таки сделала шаг вперед. Да в домишке‑то этом и нет, наверняка, никого, а она тут стоит, трясется. И девушка решительно двинулась вперед.

Дверь открылась на удивление легко, даже не скрипнула. Однако внутри было ни зги не видно и зябко. Как в погребе.

— Есть тут кто? — осторожно поинтересовалась Лиса у молчаливого полумрака. — Войти‑то можно?

Темнота ответила молчанием. И замерзшая странница шагнула под мрачный кров.

И вот, стоило ей войти, как из глубины землянки незнакомый хриплый голос злобно рявкнул что‑то непонятное. Когда на тебя внезапно орут из темноты, да еще с такой яростью, да еще какую‑то абракадабру, вряд ли станешь переспрашивать. И Василиса дернулась всем телом, чтобы устремиться прочь — на свободу с чистой совестью, но… Проклятые ноги, против всякой логики, понесли ее вперед, на верную погибель.

А инстинкты тем временем хором взвыли в голове только одно слово — ПРОЧЬ! Васька почувствовала себя героиней типового ужастика: вот знаешь — не надо идти, и зрители по ту сторону экрана в этот момент обязательно орут, мол, куда ты, дура?! Но все равно идешь. И не то чтобы хочешь дойти и достигнуть, так сказать, источника мерзких звуков, сколько… просто ноги не подчиняются. Ну не хотят они в обратном направлении.

Все это девушка успела подумать буквально за долю секунды. Тьма снова гортанно рявкнула, и Лиске стало окончательно ясно — добрых самаритян в избушке нет. Ни единого. Мало того, и злых тоже нет. Ибо сидит в кромешной тьме «чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй».

Осмыслив эту новость, Васька попыталась заставить ноги бежать к выходу, даже развернулась, но конечности снова воспротивились. Сегодня они явно решили действовать автономно от своей обладательницы.

Стоявший незамеченным Глен высоко поднял брови, наблюдая затейливые перемещения диковинной незнакомки. Извернувшись всем телом в сторону двери, девушка медленно шла вглубь избушки, переставляя непослушные ноги. Какая борьба с собой! Она даже пыталась зацепиться пальцами за стену, чтобы остановить неподатливое тело и прошипела: «Век вам за это ходить на самых высоких каблуках, предатели, проклятые».

«Веселая девчонка», — подумал колдун. Он впервые видел, чтобы женщина так яростно и задорно боролась с собственным страхом, не замечая ничего вокруг. Даже самого очевидного — того, что сопротивление… бессмысленно.

— Закрой дверь, — приказал мятущейся жертве утомленный женский голос, в котором не слышалось и тени жизни.

Но, та, к кому был обращен этот приказ, продолжила стоять неподвижно. Только хмурила брови и шевелила губами. Не понимает! Парень хмыкнул — интересно. Насколько ему было известно, единый язык понимали абсолютно все. Откуда же принесло эту кудряшку? И как хорошо, что Глен в силу своего, хм, положения понимает все, что она говорит.

А Васька и не подозревала, что за ее попыткой выжить в жестокой тьме старой зимовки наблюдает посторонний. Она подумала-подумала и сказала с расстановкой:

— Я. Вас. Не. Понимаю. Совершенно.

— Дура! — ответила обитательница хижины.

Видимо, обиделась.

Глен прислонился плечом к дверному косяку, продолжая наблюдать за происходящим — уж больно любопытно все выглядело.

Короткое заклинание, брошенное хозяйкой землянки в гостью, заставило последнюю поморщиться, что еще больше удивило колдуна. Обычная девушка чувствует колдовство?

— Закрой дверь.

Теперь она понимала. Еще бы, магия и не на такое способна. Вот девушка вздохнула, еще сильнее нахмурилась, и отправилась выполнять приказ. Мужчина слегка посторонился, зная, что его не увидят, но, не желая оставаться за стенами хижины.

Слабое свечение озарило убогое жилище: закопченные стены, земляной пол, остывший очаг, какую‑то рухлядь по углам и лежанку с облезлыми шкурами и тряпьем поверх грубых досок. На ложе покоилась обитательница жутковатого дома. Ее нельзя было рассмотреть в ущербном свете волшебного огонька, получалось лишь угадать очертания человеческого тела.

— Подойди. Быстро, — приказала лежащая без сил женщина.

Скрипнули зубы. Гостья не хотела подчиняться. Хм. А лошадка‑то с норовом!

— Может на коленях подползти и облобызать стопы? — спросила нахалка, не двигаясь с места.