Татьяна Шмидко - Дежавю

Элиза взволнованно посмотрела на Диксона и начала:

– Я могу сказать, что это моя племянница, которая приехала погостить к нам на Рождество.

– А как ты объяснишь наличие кудряшек Генри и глаз Бэль? – спросил Диксон.

– А мы ее замаскируем, как и Бэль, – ответила Алиса.

Ханна схватила свои локоны и сиротливо прижала их к щекам, широко открыв глаза. Моя дочка любила свои кудри и ни за что не давала их стричь. Чтобы заставить ее укоротить волосы, нужно было немало постараться. Правда, уже полгода, как рост замедлился, и они доставали до пояса. Я, честно говоря, была не уверена, будут ли они расти у нее, если их подстричь. И какой ген тут сыграет большую роль – человеческий или вампирский, я не знала. Нужно скорее начинать исследования. Я тяжело вздохнула, с любовью глядя на дочь.

Странно, но, по сути, я не могла точно разобраться в том, что же именно меня больше беспокоит – наше возможное разоблачение, которое может повлечь за собой очередную схватку с Триумвиратом, или то, что моя невероятно проницательная мама – любительница мистики – будет очарована внучкой настолько, что решит перебраться поближе к нам. А она считала, что мы учимся в Принстоне. Мы регулярно высылали ей фальшивые фотографии, на которых мы были изображены то на фоне главного здания, увитого плющом, то в университетской библиотеке. Конечно, мы обучались дистанционно и честно сдавали вовремя необходимые тесты и письменные работы. Я даже делала большие успехи в изучении биологии, что было не сложно, когда твой свекор был врачом с двухсотлетним стажем. А муж имеет четыре научных степени по медицине. Правда, у меня были сложные взаимоотношения с человеческой кровью – как до обращения, так и после. Но я выбрала такую стезю ради дочери и не намерена сворачивать с намеченного пути!

Эдуард чему-то улыбнулся и с совершенно серьезным выражением лица сказал:

– Значит, решено! План примерно такой: мы представим Ханну Мо как племянницу Элизы.

Потом он нежно взял меня за руку и сказал:

– А твою красоту, любовь моя, к моему огромному сожалению, придется замаскировать. Причем нужно очень постараться, потому что Мо как твоя мать, пусть и в не общепринятой трактовке, почувствует перемены в тебе.

– Да кто ж их не заметит? – вдруг возмущенно сказала Лили. – Я до сих пор удивляюсь, как это Генри не пришел снимать ее отпечатки пальцев, чтобы удостовериться в том, что она действительно его дочь.

Внезапно все посмотрели на меня.

– Ой, да не волнуйтесь! Я загримирую ее так, что Мо ничего не заметит. И вообще, нужно принимать во внимание, что люди со временем немного меняются. Не так ли, Бэль? – с надеждой на мою поддержку сказала Алиса. – А в счастливом браке вообще расцветают!

Я согласно кивнула головой. Кто-кто, а Алиса умеет поработать над внешностью.

– Да, но у себя принять мы ее не можем, – категорично заявил Келлан.

Эдуард с улыбкой кивнул головой.

– Это почему же? – спросила я в недоумении.

– А ты готова трижды в день давиться человеческой пищей?

Ханна в ужасе закрыла рот руками. Я поежилась. Есть это липкое, мохоподобное месиво я не собиралась. Как, впрочем, и все остальные. Нужно было срочно искать другой вариант.

А если она остановится в гостинице или у Генри? И пусть только попробует мне отказать. Он виноват в сложившейся ситуации! Только вследствие его ошибки Мо узнала про Ханну и поэтому собирается провести рождественские каникулы в компании вампиров и оборотней. Он мне серьезно задолжал!

– Отлично, я это вижу, Бэль! В таком варианте у нас есть шанс на благополучный исход.

– А что, до сих пор не было? – в ужасе спросила я.

– Ну, ты бы не хотела этого знать, поверь мне, – сказал Эдуард, за приятной улыбкой пряча внутренне напряжение.

Я все равно смогла обрадоваться, ведь мы не станем срываться с места и уезжать из Бейнбриджа на неопределенное время. И бесконечно придумывать новые извинения для Мо. Мы останемся здесь и будем искать способы жить привычной для нас жизнью, не вызывая подозрений у окружающих. Я в тайне и надеялась на такой вариант развития событий.

Мы еще неспешно обсуждали детали приема Мо, пока я не заметила, что ритм биении сердца Ханны замедляется, а дыхание становится глубоким и медленным. Она заснула прямо за столом, положив голову на сложенные руки. И не удивительно – на часах было около полуночи. Эдуард бесшумно встал и, слишком быстро для человеческого глаза, приблизился к дочке. Брукс тут же оказался рядом.

– Даже и не мечтай! – зло зашипел Эдуард на будущего зятя.

– Но только до вашей хижины! – заныл Брукс, просто как маленький.

– Потом наносишься, а пока что она – моя дочь, и я буду носить ее, когда хочу и сколько хочу! – Эдуард ревниво отодвинул плечом Брукса от стола. Мне стало смешно – вспомнила, как Генри постоянно влезал в буквальном смысле между мной и Эдуардом.

Здоровенный Брукс стоял за стулом Ханны, по-детски выпятив нижнюю губу. Это напомнило мне о том, что вся эта груда мышц на самом деле простой парень, влюбленный в мою дочь. А это серьезно. Эдуард взглянул на него и, закатив глаза, сказал:

– Ну ладно, только не разбуди.

– О, я сейчас ее куртку принесу! – просиявший Брукс метнулся в прихожую и вернулся с коричневой паркой в руках.

Брукс укрыл Ханну курткой и аккуратно поднял на руки, стараясь не касаться ее руками. Температура их тел была разная – у Брукса слишком горячей, а у Ханны – холодной. Любое его прикосновение могло ее разбудить, да и за окном шел дождь, так что в любом случае куртка не помешает.

Мы тихо попрощались с семьей и растворились в прохладной ночи.

Брукс неслышно ступал по земле, не убавляя при этом довольно быстрого темпа ходьбы. Эдуард и я следовали немного позади, нетерпеливо поглядывая на широкую спину Брукса, из-за которой свешивалась рука Ханны.

Я бы тоже с удовольствием отобрала дочку у Брукса, но мне не хотелось опять затевать спор о том, что Ханна должна больше находиться дома с нами, чем в его компании. Это нас только расстраивало, потому что уходило в высокие материи, к которым относилась любовь. Я с большим пониманием относилась к его чувствам, но Эдуард… Сказывалось его воспитание. Он, скрепя сердцем, отпускал ее с Бруксом только потому, что был полностью уверен в его искренности, хотя с удовольствием увидел бы Ханну дома с книгой в руках. Я подозреваю, что так он пытался выглядеть более современным, разрешая дочери носиться по округе с влюбленным в нее оборотнем, который прямо сейчас счастливо мурлыкал себе под нос какую-то нежную песню.

На пороге дома он беспрекословно передал Ханну Эдуарду и в нерешительности остановился у порога.

Эдуард осторожно понес дочь в дом, стараясь не разбудить.