Татьяна Шмидко - Дежавю

Я ошарашено оглянулась на Генри – его веки как раз подрагивали. Я не сдержалась:

– Папа! Папа! – сказала я, нагнувшись над ним.

Он медленно открыл глаза, и я встретилась с ним взглядом.

– Бэль! – прошептал он едва слышно, просто выдохнул мое имя.

– Папа! – сказала я и обняла его осторожно, словно хрупкую вазу.

Генри попытался поднять руки, чтобы обнять меня, но из-за проводов не смог этого сделать.

– Не стоит, потом! Как ты? – спросила я, нежно смотря на него.

Генри закрыл глаза и слабо улыбнулся, потом ответил:

– Словно грузовик переехал. Насколько все серьезно, милая?

Я не стала скрывать от него правду и ответила:

– У тебя был инфаркт, потом ты впал в кому. Это вкратце. Ты в Сиэтле и проспал четыре месяца.

– Как четыре? – спросил он, округлив глаза.

Датчик давления запищал быстрее.

– И тебе категорически нельзя волноваться, а то прибегут медсестры, и мне придется сбежать! – сказала я спокойно, но твердо.

Генри улыбнулся и ответил:

– Знаешь, когда узнаешь, что единственная и любимая дочь стала вампиром, умерев при родах, то остальное – такие мелочи! – сказал он и на его глаза навернулись слезы.

– Папа, не надо! Я не выдержу! – сказала, закрыв лицо руками.

Генри засопел, и я снова взглянула на него.

– Я не хочу сейчас выяснять отношения. Ты не готов. Это может тебя… я тоже не смогу. Я хочу только, чтобы ты знал – я в порядке, очень даже в порядке. У меня есть муж и дочь, я учусь в университете. Самое главное сейчас – это твое здоровье!

– Бэль, в порядке? Ты серьезно? – спросил Генри, внимательно вглядываясь в мои глаза, словно старался уличить в обмане.

– Ты же… ты же… из-за этого парня…

– Выжила и узнала такую любовь, о которой только можно мечтать! Если бы не Эдуард, то я погибла бы еще в первые дни проживания в Бейнбридже! Меня бы раздавил грузовик! А потом он спасал меня так часто, что прозвал меня ходячей катастрофой. Он буквально с ума сходил, если не был рядом, все думал, что со мной что-то случится. А его родители и братья, сестры – самая удивительная семья на свете! Столько любви и самопожертвования я нигде не встречала! – сказала я как можно спокойнее.

– Но ты же… вампир! – сказал Генри и я заметила как трудно было ему произнести это слово.

– Да, это факт. Ничем не могу возразить, – сказала я, пожав плечами, – но ты не все знаешь! Мы не нападаем на людей, мы… существуем за счет животных. Считай, что мы охотники, пару раз в месяц два оленя и все. Ты можешь смириться с этим?

– Олени? Не люди? – спросил он с сомнением. – Думаю, что да, – неуверенно сказал папа.

– Еще мы не спим и очень быстро бегаем, неуязвимы… не умираем от старости.

– Я рад, – произнес Генри.

– Ханна тоже будет жить и не стареть. Она – уникальна. Она спит и ест обычную пищу, а может пить кровь, – при этих словах Генри поморщился, – она может иметь детей и всегда будет такой, как сейчас.

– Слушай, а я точно проснулся? Такое впечатление, что из-за шторы сейчас выпорхнет фея и подарит мне пони.

Я не обиделась. Генри порозовел и выглядел лучше, чем минуту назад. Его пульс успокоился, и дыхание стало ровнее. Я рада, что мне удалось вернуть ему хорошее расположение духа.

Он вдруг закрыл глаза и сказал:

– А что с теми красноглазыми мерзавцами? – спросил он.

– О… ну, о них можешь больше не беспокоиться. Их просто нет. Прайм, то есть жених, ты его помнишь?

– Да.

– Он самый древний вампир на Земле, иногда мне кажется, что на самом деле первый. Он позаботился о них и гарантировал тебе неприкосновенность. Он сейчас со своей женой Аделью где-то на Востоке, но они должны приехать на свадьбу Ханны и Брукса. Так что ты можешь жить спокойно – этот кошмар больше не повторится, папа! – сказала я радостно.

Генри закрыл глаза, а когда открыл – возле кровати стоял Эдуард.

– Ты доконаешь его этими появлениями из ниоткуда! – прошептала я ему.

– Я прошу прощения, по нам нужно на некоторое время скрыться. Сюда идут врачи! Даже бегут!

– Я буду рядом, вернусь, когда тебя оставят в покое! – сказала я и запрыгнула на подоконник, лучи солнца попали на мое лицо и руки, и мириады солнечных зайчиков заполнили палату. Я счастливо улыбнулась отцу. Он уверенно произнес в ответ:

– Ты прекрасна, моя Бэль!

Я спокойно ответила:

– Поправляйся быстрее, у твоей внучки через месяц свадьба, так что не вздумай мне снова умирать, хорошо?

Генри отмахнулся от меня рукой и откинул голову на подушку, ожидая появления врачей в его палате. Я спрыгнула вниз, где меня ожидал Эдуард. Он просто сиял от радости.

– Теперь ты окончательно прекрасна, моя Бэль! – сказал он, целуя меня.

– Я не просто прекрасна, я абсолютно счастлива, любимый!

Низкое южное небо, казалось, специально наклонилось, чтобы заглянуть внутрь нашего оазиса. Прохладные воды безмятежного озера отражали его с поразительной точностью. А еще казалось, что в целом мире есть только мы – я и лежащая на мне Адель. Я рассеянно водил пальцами по ее спине, а она улыбалась, нежно обнимая меня изящными руками. Небольшая рябь расходилась вокруг нас, и казалось, что волны пробегают по далеким звездам и протуберанцам галактик.

Мы молча слушали звуки ночной пустыни и свист ветра на гребнях высоких барханов.

– Берлин?

– Не-а…

– Москва?

– Ни за что!

– Ну, тогда Париж.

– М-м-м… а это интересно! Заодно проведаем мой чердачок на Елисейских полях…

– О, какое облегчение! А может, тогда случайно заглянем на мою виллу? Там прекрасный вид на Париж и всего два этажа, я обещаю! Никакой прислуги, мажордомов и водителей.

– Оу, я уже сбилась со счета. Сколько у тебя недвижимости? И зачем тебе столько домов? Это же кошмар, ну честно! – сказала она с легким упреком и посмотрела мне в глаза.

Я было задумался и, покопавшись в своем обширном эго, сказал:

– Терпеть не могу гостиницы! Там столько запахов от всех предыдущих постояльцев! Создается впечатление, что я живу на оживленном перекрестке. А потом, я по привычке анализирую все, ну ты же знаешь. Мозг не может отключиться от вычисления и оценки возраста, цели пребывания, состояния здоровья. В общем, одна нервотрепка. В моем доме стоит минимум мебели и все вещи – только мои.

– А кровать там есть?

– Ну да, а как же еще? Для красоты стоит много лет. Между прочим, очень красивая и просторная…

– А прочная? – спросила Адель и так на меня посмотрела, что я понял две вещи: мы едем в Париж и кровати каюк.

– Ну, жизнь покажет, но если у тебя войдет в привычку крушить все кровати, то могу тебя успокоить – мои дома стоят по всему миру и тебе понадобиться не один год, чтобы все переломать!

– Как же романтично это звучит! Меня это заводит… – она тут же обхватила руками мою шею и подтянулась выше, чтобы поцеловать меня. Я закинул руки за голову и не сопротивлялся, пока в отдалении не послышался свист.