Синтия Хэнд - Безграничная (ЛП)

У меня нет ответа. Я вздернула подбородок.

— «Но она не заметила. Я буду осторожной. Буду использовать Сияние только, когда это безопасно, а в остальных случаях буду пользоваться обычными медицинскими препаратами. Вот почему я хочу стать врачом. У меня есть дар исцелять людей, Кристиан. Как я могу не использовать его?»

Мы стоим так минуту, сцепившись в молчаливом споре о том, стоит ли рисковать или нет, пока не становится ясно, что ни один из нас не собирается изменить решение.

— Я должна идти, — наконец, говорю я, стараясь не дуться. — Мне надо решить ряд задач по квантовой механике, конечно если ты не думаешь, что это слишком опасно для меня.

— Клара, — начинает Кристиан. — Я думаю, что это здорово, что ты выбрала свой путь, но все это до первой ошибки, — говорит он. — Всего один раз тебя застукает не тот человек, и они выяснят, кто ты такая, и начнут преследовать тебя.

Я качаю головой.

— Я не могу провести всю жизнь, боясь чернокрылых призраков. Я должна прожить свою жизнь, Кристиан. Я не буду глупо рисковать Сиянием, но и не буду сидеть и ждать, когда сбудутся мои видения, чтобы применить ее.

При слове видения в нем зашевелилось новое беспокойство, и я вспоминаю, что он обещал что-то рассказать мне. Но я не хочу слышать об этом сейчас. Мне хочется злиться.

Я переместила книги в другую руку.

— Я должна бежать. Я найду тебя позже.

— Хорошо, — говорит он сухо. — Увидимся.

Мне не нравится, что возвращаясь к себе в общежитие, я испытываю ощущение нависшей надо мной тучи.

И совсем не имеет значения, что я говорила о нежелании бояться. Я всегда, в той или иной форме от чего-то убегаю.

На этот раз во тьме я была не одна, где-то позади, слышалось чьё-то прерывистое дыхание.

Я всё ещё ничего вижу, не могу сообразить, где нахожусь, хотя это уже N-ный раз, когда меня посещает видение. Как всегда, вокруг темнота. Я стараюсь хранить молчание, не шевелюсь и даже не дышу, так что даже не могу определить, что меня окружает. Пол с наклоном. На полу ковёр. Лёгкий запах сэндвичей, свежей краски, и ещё один: отчётливая мужская нотка, типа дезодоранта или лосьона после бритья. И ещё дыхание. Думаю, близко. Если повернусь и протяну руку, то смогу его коснуться.

Над нашими головами слышатся шаги: гулкие и тяжёлые, будто люди спускаются вниз по ступенькам. Моё тело напрягается. Нас найдут. Каким-то образом я это знаю. В своих видениях я видела это сотни раз. Я вижу это прямо сейчас. Хочу покончить с этим, хочу вызвать Сияние, но не вызываю, надеюсь, что на этот раз этого не случится. Всё ещё надеюсь.

Позади меня раздаётся какой-то шум, странный и пронзительный, похожий на кошачий вопль или крик птицы. Я оборачиваюсь на звук.

Мгновенная тишина.

Затем в глаза бьёт вспышка света, ослепляя меня. Я дёргаюсь, резко отворачиваясь.

— Клара, вниз! — кричит чей-то голос, и в это безумное суматошное мгновение я вдруг понимаю, кто находится рядом, потому что я узнаю его голос везде, и вижу себя пригибающейся вперёд, вверх, потому что какая-то часть меня знает, что я должна бежать.

Я просыпаюсь от солнечного луча, упавшего на моё лицо. Мне требуется всего лишь мгновение, чтобы понять, где я нахожусь: спальня в кампусе «Робл». Комната залита солнечным светом. Вдалеке слышны колокола Мемориальной церкви. Пахнет стиральным порошком и свежезаточенными карандашами. Я в Стэнфорде уже больше недели, и эта комната домом пока не ощущается.

Мои простыни запутались в ногах. Наверное, я на самом деле пыталась бежать. Я лежала примерно минуту, глубоко дыша животом, стараясь успокоить бешено бьющееся сердце.

Кристиан там. В видении. Со мной.

«Разумеется, Кристиан там», — думаю я, хотя всё ещё на него злюсь. — «Он присутствовал в каждом моём видении, так почему бы ему не быть в этом?»

Но это меня каким-то образом успокаивает.

Я поднимаюсь и смотрю на Ван Чэнь, которая спит на кровати у противоположной стены, легонько похрапывая. Выпутавшись из простыней, я натягиваю какие-то джинсы, влезаю в худи, каким-то образом, мне удаётся собрать волосы в конский хвост, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить соседку.

Когда я выхожу наружу, то замечаю большую птицу, сидящую на фонарном столбе рядом со спальней, тёмный силуэт на фоне предрассветного неба. Она поворачивает голову и смотрит на меня. Я останавливаюсь.

У меня всегда были сложные отношения с птицами. Ещё до того, как я узнала, что во мне течёт ангельская кровь, я понимала, что в том, как затихают птицы, когда я прохожу мимо, было что-то неправильное, и когда они летели за мной, и иногда, когда я была вся-такая-счастливая, они пикировали на меня, но не враждебно, а в смысле хочу-посмотреть-на-тебя-поближе. Думаю, что одной из опасностей иметь личные крылья из перьев, даже если большую часть времени они скрыты, является то, что вы привлекаете внимание остальных крылатых созданий.

Однажды, когда мы с Такером были на пикнике в лесу, то в какой-то момент подняли головы и увидели, что нас окружают целые гроздья птиц, не только таких, как обычные грабители лагерей — сойки, которые так и норовят стащить вашу еду, но и жаворонков, ласточек, крапивников, и даже некоторых разновидностей поползней, которые, как сказал Такер, чрезвычайно редки, ими были увешаны все ветки окружающих наш стол деревьев.

— «Ты словно из диснеевского мультфильма, Морковка», — поддразнил меня Такер. — «Могла бы заставить их смастерить тебе платье или что-нибудь такое».

Но эта птица почему-то ощущается по-другому. Думаю, это ворон: чёрный, как смоль, с острым, слегка крючковатым клювом, расположился на верхушке столба, прямо как картинка из произведения Эдгара Аллана По. Смотрит на меня. Молча. Задумчиво. Неторопливо.

Билли как-то сказала, что Чёрные Крылья могут превращаться в птиц. Это единственный способ для них чтобы летать; иначе скорбь тянет их книзу. Так обычный ли это ворон?

Я смотрю на него искоса. Он наклоняет голову в мою сторону и снова пристально глядит на меня немигающими жёлтыми глазами.

Страх, подобно ледяной струйке, стекает вниз по спине.

— «Ну же, Клара», — говорю я себе . — «Это всего лишь птица».

Я смеюсь над собой и быстро прохожу мимо, обхватывая себя руками из-за холодного утреннего воздуха. Птица пронзительно кричит. Это резкое, неприятно диссонирующее предупреждение, которое отзывается покалыванием в затылке. Я продолжаю идти. Через несколько шагов я оглядываюсь через плечо на фонарный столб.

Птица исчезла.

Я вздыхаю. Говорю себе, что становлюсь параноиком, что просто напугалась из-за видения. Я стараюсь выбросить из головы мысли о птице и опять начинаю идти. Быстро. Прежде чем осознаю это, я пересекаю кампус и останавливаюсь под окном Кристиана, расхаживая по тротуару взад-вперёд, потому что точно не знаю, что я здесь делаю.