Синтия Хэнд - Безграничная (ЛП)

Я помню точно слова отца, когда мы говорили в последний раз. Я не могу вмешиваться, сказал он. Он не сможет меня спасти. Тем не менее, это то, что я должна сделать. И я начинаю формировать начало плана.

— «Я иду. Больше никаких споров», — говорю я Кристиану. — «Кроме того, ты тот, кто держит сияние» , — говорю я, и затем, прежде чем он может ответить, я делаю шаг вперед.

Такер стонет, когда я иду к ним.

— Отпусти его, — произношу я, мой голос предательски хриплый. — Жизнь за жизнь, как ты сказал.

Азаэль кивает Люси, чей кинжал исчез, но она все еще держится за пальто Такера.

— Позволь ему отойти к сиянию, — говорю я.

— Сначала, ты подойди ко мне, — настаивает Азаэль.

— Как насчет того, чтобы сделать это одновременно?

Он улыбается.

— Хорошо. Давай.

Я шагаю в сторону Азаэля, и Люси идет к кругу сияния с Такером.

— «Не позволяй ему коснуться себя», — пылко шепчет Анжела. — «Он отравит тебя».

В том то и проблема, я не знаю, как я собираюсь избежать этого. Азаэль вытягивает руки, будто приглашая меня домой. Я не могу ничего поделать, но позволяю ему коснуться меня, и в течение нескольких секунд его руки на моих плечах, затем его руки вокруг меня, будто он обнимает меня, и Анжела права — мой разум заполняет сожаление. Все неудачи, каждый неверный шаг, который я когда-либо делала, каждое сомнение, которое я испытывала о себе, все они разом поднимаются во мне. Я была эгоистичной девочкой, испорченной, дерзкой с людьми вокруг меня. Я была неблагодарной, непослушной дочерью. Плохой сестрой. Ужасной подругой.

Слабая. Трусливая. Неудачница.

Азаэль что-то бормочет себе под нос, и появляются его крылья: черный как смоль плащ, что он растягивает вокруг меня. Мир исчезает в темноте и холоде, и я знаю, мгновение, и мы снова будем в аду, и на этот раз не будет способа, чтобы бороться с горем. Оно поглотит меня целиком. Я поворачиваю голову, чтобы бросить последний взгляд на Такера сквозь черные перья Азаэля. Я солгала ему. Разбила его сердце. Относилась к нему, как к ребенку. Я не была преданной. Я причинила ему боль.

— Да, — говорит Азаэль, змеиное шипение у меня в ухе. Он гладит мои волосы. — Да.

— Но это не все , — маленький, яркий голос звенит в моей голове. Мой собственный голос. — Ты стремилась защитить его. Ты пожертвовала собой, собственной душой, чтобы он мог жить. Ты поставила его благополучие выше собственного. Ты любишь его.

Я люблю его. Я спрячу эту мысль внутри меня, где никто не сможет ее коснуться. Так или иначе, я сохраню ее. Я сформирую ее во что-то, что смогу использовать, чтобы защитить себя, когда меня заберут в ад.

Азаэль издает удушающий звук. Я отодвигаюсь от него, вес его тяжелых крыльев вокруг меня, и борюсь, чтобы увидеть что-то, но нет ничего, кроме тьмы. Его рот открыт, задыхаясь, будто ему не хватает воздуха, и по-прежнему хриплый звук выходит из его горла.

— Отец? — неуверенно спрашивает Люси.

Он шатается, утаскивая меня с собой. Его крылья опадают вокруг меня, и вот когда мы все видим сияющий меч, торчащий в его груди. Я поразила его в сердце. Лезвие осветляется, когда я поправляю захват на ручке. Вся плоть вокруг его раны шипит, она нагревается и жжет, как в лесу с Семъйязой, когда я испортила его ухо сиянием, но эта рана гораздо большего масштаба.

Рот Азаэля открывается и закрывается, но не выходит и звука. Свет моего меча вливается в него. Он смотрит на меня, будто не узнает, его руки хватаются за мои плечи, но вдруг он неожиданно ослаб, и я сильна, очень, очень сильна.

Я вонзаю меч глубже.

Он кричит, затем звук агонии, который сотрясает стены сарая и заставляет всех, кроме меня прикрыть уши. Лампочка над нашими головами взрывается и осколки осыпаются на нас. От Азаэля исходит дым, когда он наклоняется ко мне, и я хочу отстраниться. Мои зубы сжимаются, когда я прижимаю руку к его ключице и вытаскиваю яркий меч из его тела. Отхожу назад. Он падает на колени, и моя рука движется самостоятельно, чтобы отрезать огромный кусок черного крыла с его плеча. Он разрывается на куски перьев и дыма. Но Азаэль, кажется, даже не чувствует этого. Его рука все еще у его сердца, и вдруг он поднимает руки к небу с молчаливой виной.

— Прости меня, — хрипит он, и затем падает лицом на грязный пол сарая и исчезает.

Все молчат. На минуту я склоняю голову, волосы в беспорядке ниспадают на лицо, жар сияющего меча все еще струится сквозь меня, вверх по моей руке, складываясь вокруг моего локтя в яркие завитки. Затем я смотрю на Люси. Она все еще держит Такера за руку, ее лицо перекашивается от ужаса и тревоги.

— Отпусти его, — говорю я.

Она притягивает его ближе. Кинжал печали снова появляется в ее руке, колеблется, но все еще там, достаточно существенный, чтобы принести вред, и она держит его, указывая на всех нас.

— Отойдите, — произносит она, ее темные глаза расширяются от паники.

У нее сейчас преимущество, превосходство без ее большого плохого отца, указывающего, что она хочет, но она все еще опасна. Она легко может убить Такера. Она хочет этого.

— Дай ему уйти, — говорю я снова более твердо.

— Люс, — мягко говорит Джеффри, шагая вперед. Кристиан опускает свой круг сияния, и сарай погружается во тьму. Я даже не знаю, который сейчас час, день или ночь, бледный свет снаружи окна это восход или заход. Поскольку время здесь ненадежное, не знаю, сколько мы были в аду.

— Нет, — говорит Люси. Она смотрит на меня, смахивая слезы с глаз рукавом. — Ты. Ты все у меня забрала.

— Люс, — просит ее Джеффри. — Опусти нож.

— Нет! — кричит она. — Отойди!

Я поднимаю меч, угрожая, и она вопит. Ее крылья разлетаются шквалом черных перьев, как у Кристиана, но наоборот, обсидиан чистого белого струится из них, и она с усилием поднимает Такера, ухватив его за одну руку и переднюю часть его пальто; ее крылья яростно бьются, неся их вверх, врезавшись в высокое окно на сеновале.

Второй раз за ночь стекло обрушивается на нас, и я прикрываю лицо рукой, чтобы защитить глаза, и когда я снова смотрю, она исчезла.

Мое сияние выдохлось.

Она забрала Такера.

Без слова я следую за ними. Я лечу, прежде чем мои крылья полностью раскрываются. Застываю в воздухе над фермой, поворачиваясь, ища, куда она делась, и на востоке я замечаю небольшое черное пятно напротив света восходящего солнца. Значит сейчас утро.

Я слышу голос Кристиана где-то позади меня, его крик:

— Подожди! Мы пойдем за ней вместе!

Но я не могу ждать. Я несусь за ней, летя сильнее, быстрее, чем когда-либо раньше. Я лечу и лечу, следуя за ней, над горами, выше, где воздух становится холоднее. Я следую за ней, когда она поворачивает на север и затем снова на восток, и мне становится ясно, что она не знает, куда направляется. У нее нет места назначения. Она просто улетает. Она напугана.