Жаклин Кэри - Стрела Кушиэля. Редкий дар

Закончив, д’Эссо повел себя нежно — чего я совсем не ожидала.

— Больше никогда, Федра, — прошептал он, ласково поглаживая меня и вытирая губкой кровь с рубцов, рассекавших мою спину. — Обещай, что больше никогда меня так не предашь.

— Нет, милорд, — пообещала я, захмелевшая от боли и очищения. Где-то в уголке сознания я даже понадеялась, что Делоне прав, и нам больше ничего не понадобится выведать у Хильдерика д’Эссо. — Больше никогда.

Он что-то неразборчиво пробормотал и продолжил промокать мои раны, время от времени отжимая губку. Теплая вода струилась по коже, тело переполняла блаженная усталость, и я возрадовалась, что после всех пертурбаций по-прежнему желанна для самого первого из моих поклонников. Да, скорее всего, я и его немного любила — служа Наамах, я никак не могла удержаться хотя бы от капельки любви к каждому из моих гостей. Никогда не говорила об этом Делоне, но, думаю, он и сам догадывался.

Не представляю, как я выглядела, когда наконец вышла в приемную д’Эссо. Помню, что слегка припадала на правую ногу, но, наверное, в глаза бросалось что-то похуже легкой хромоты, поскольку Жослен потрясенно выпучил глаза и вскочил на ноги.

— Во имя Элуа! — выдохнул он. — Федра…

От боли или от слабости, а может, от того, что никак не ожидала услышать из его уст мое имя, произнесенное с такой тревогой и сочувствием, мои колени подогнулись. Жослен в два шага преодолел разделявшее нас расстояние, бесцеремонно подхватил меня на руки и поспешил к двери.

— Жослен! — От раздражения разум прояснился. — Жослен, поставь меня. Я сама пойду.

Кассилианец упрямо покачал головой.

— Не когда я за тобой присматриваю! — Он кивнул лакею. — Открой дверь!

Когда мы вышли во двор, я обрадовалась, что свидание проходило в городском доме д’Эссо, а не в его дворцовых покоях — никто, кроме ошарашенного кучера, не видел, как Жослен Веррей нес меня к экипажу Делоне. Никто не видел, как моя сангровая накидка струилась по его рукам, по серому рубищу и по стальным наручам. Я пыталась не обращать внимания на силу этих рук и на твердость груди, к которой они меня прижимали.

— Идиот! — прошипела я, когда Жослен бережно устроил меня на сиденье. — С тобой или без тебя, именно в этом мое служение!

Жослен приказал кучеру ехать домой и сел напротив, сложив руки на груди и сердито глядя на меня.

— Если именно в этом твое служение, хотел бы я знать, в чем же мой грех, за который я приговорен смотреть на такое безобразие и не иметь права вмешаться!

— Я тебя в соглядатаи не приглашала. — Я невольно скривилась, когда экипаж тронулся с места и мою исхлестанную спину вжало в спинку сидения.

— И эта дурочка называет идиотом меня, — пробурчал Жослен.

Делоне не стал тратить много слов на мое потрепанное состояние, ограничившись сухим замечанием, что рад видеть меня относительно целой, и рекомендацией немедленно воспользоваться мазью иешуитского доктора, что я и сделала. Как я уже говорила, на мне все заживает с чудесной быстротой, и следы гнева Хильдерика д’Эссо вскоре сошли с моей кожи.

Пока я выздоравливала после искупительного свидания — меня останавливала не боль, а нежелание встречаться с поклонником, пока на теле сохраняются следы неистовства кого-то другого, — Делоне устроил небольшой ужин для нескольких избранных друзей. Среди них была и Телезис де Морне, и когда несколько дней спустя она снова нанесла нам визит, я подумала, что у нее дело к Делоне, но, как выяснилось, мое предположение было ошибочным. Телезис явилась, чтобы пригласить меня на театральное представление, поставленное по пьесе, написанной ее другом.

Кроме Гиацинта, до сих пор никто и никогда не приглашал меня куда-либо просто ради удовольствия пообщаться со мной, и я пришла в полный восторг.

— Можно мне пойти, милорд? — спросила я у Делоне, не пытаясь скрыть умоляющие нотки в голосе.

Наставник нахмурился.

— Со мной она будет в безопасности, Анафиэль. — Нежная улыбка согрела темные блестящие глаза Телезис. — Как-никак, я королевский поэт и в таковом качестве нахожусь под личной защитой Ганелона. Вряд ли кто-то дерзнет с этим не посчитаться.

Лицо Делоне на секунду омрачилось, словно от старой раны.

— Да, верно, — заключил он. — Что ж, хорошо. Только ты, — указал он на меня, — будешь хорошо себя вести.

— Обещаю, милорд! — Забыв о своей щемящей обиде на него, я поцеловала Делоне в щеку и умчалась за накидкой.

Я не раз видела актеров в Сенях Ночи, когда они выразительно декламировали отрывки из новых постановок, но ни разу не смотрела спектакль целиком. Ах, это было великолепно. Пьеса исполнялась на древнеэллинский манер: актеры играли в роскошных масках, а реплики произносились очень напевно, порой даже с подвыванием. В общем и целом я получила истинное наслаждение. По окончании спектакля я прямо-таки светилась от восторга и то и дело благодарила Телезис.

— Я так и думала, что тебе понравится, — заулыбалась она. — До женитьбы отец Иафета был посвященным Дома Шиповника, и вне стен Двора Ночи это первая пьеса, которая столь своеобразно представляет жизнь Наамах. Хочешь познакомиться с автором?

Мы пошли в закулисье. Действие на подмостках напомнило мне церемонный танец, а в гримерных царил настоящий хаос. С масками обращались бережно — актеры очень суеверный народ, — но костюмы и реквизит валялись где ни попадя, пока театральная братия бурно обсуждала успешное представление, то и дело переругиваясь.

Я сразу же угадала автора, поскольку только он был полностью одет. Заметив Телезис, драматург с сияющим взглядом радостно поспешил к ней, распахнув объятия.

— Дорогая! — воскликнул он, поцеловав ее в знак приветствия. — Ну что, как тебе? Понравилось?

— Чудесно, — улыбнулась ему Телезис. — Иафет но Эглантин-Варденн, знакомься, это Федра но Делоне, и ей тоже очень понравилась твоя пьеса.

— Рад знакомству. — Иафет галантно поцеловал мне руку. Молодой и миловидный, с каштановыми кудрями и теплыми карими глазами. — Мы тут собираемся пропустить по стаканчику в «Маске и лютне». Пойдете с нами? — спросил он, снова переключившись на Телезис. — Отметим наш триумфальный дебют.

Прежде чем поэтесса успела ответить, у двери началась какая-то возня. Один из актеров ахнул, и разговоры вдруг разом смолкли — за кулисы вошел высокий мужчина, одетый как придворный. Я тоже узнала его по часто пародируемому вытянутому лицу и привычке махать у себя под носом надушенным платочком: лорд Тьерри Руаль, королевский министр культуры. Иафет посерьезнел и поклонился.

— Милорд Руаль, — осторожно начал он, — вы оказываете нам большую честь.

— Да, конечно, — скучающе протянул министр, взмахивая платочком. — Ваша пьеса не лишена достоинств. Дней через пять сыграете ее для короля. Мой помощник обеспечит вас всем необходимым для постановки. — Еще один взмах платком. — Хорошего вечера.