Ольга Вереск - Сосуд (СИ)

— И что?! Ты упала ему в руки, словно перезрелый плод, поверив сладким речам! А я, я дал тебе нечто большее! Я дал тебе возможность жить так, как ты хотела! Свободной ото всех! Независимой магианой! Я назвал тебя своей ученицей! Я потакал всем твоим капризам! Сквозь пальцы смотрел на твои безобразия и выходки! Тебе оставалось только одно!

— Мммым?!

— Устоять! О, боги, неужели это было так сложно?!

Резко встав, движением руки освободил девушку. Я думал, что услышу слова оправданий, но нет — тишина.

Всё моё естество было возмущено и это возмущение передалось окружавшей меня природе. Кроны деревьев сгибались под невероятно могучим ветром, листва летела каскадом вниз. Лепестки поникших цветов съёжились и усохли. Трава сухим желто — бурым ковром устилала мой некогда прекрасный сад. Но мало что трогало меня. ОНА молчала, когда я меньше того желал.

— Прости… — хриплый голос, в котором уже слышались начинающиеся рыдания, заставил меня посмотреть на неё, — Прости…

— И это всё?!

— Прости…, — и первая капля, но не дождя, а слезы сорвалась с её щеки, — Мне очень жаль…

— Дрянь! — злое слово, что с самого начало крутилось у меня на языке, я с удовольствием кинул ей в лицо, — Это твоё… я нёс его тебе!

Совершенно гладкий кусочек золотого сплава, что некогда был медальоном, перевитый кожаным шнурком, упал к её ногам. Не желая видеть её радость от обретенной свободы, я шагнул в портал, а вслед неслось:

— Прости меня! Я умоляю… умоляю…

Кьяра.

Наверное, тогда, когда Рихард покинул меня, я желала только смерти. Мгновенной и неотвратимой. Однако мои молитвы не были услышаны. В моей душе пустыня, последняя влага вышла вместе со слезами горя и обиды.

Я так и не сказала герцогу, что выбрала его. И тот единственный поцелуй, что был мною подарен Шейну, был первым и последним. Последним, потому, что я прощалась с ним. Но не на месяц, а навсегда.

Я плакала не по Аарону, стоя у ручья, как мог бы подумать и, скорее всего, подумал Рихард, я оплакивала ту жизнь, которая могла бы быть у меня, родись я не дочерью охотника. Или же подари мне Айора судьбу жены — Найрими. Я оплакивала детей, что никогда не родятся у меня и графа. Мальчика, с его чудесными серебристыми глазами, и девочку, со столь же обаятельной улыбкой, как у отца. Я оплакивала мир, где царит счастье и любовь, но который никогда не станет моим.

Но герцог Дахрейн не дал мне права слова, в один миг лишив возможности сказать, что моя жизнь в его руках.

Я вздрогнула, почувствовав руку Элжбет на моём плече:

— Утраченного не вернуть, маленькая леди, но с этим можно смириться. Так нам велит богиня Айора!

— Ох, мадам Элжбет, как можно смириться с тем, что в один и тот же день ты обретаешь надежду и теряешь её?!

— Можно, ибо завтра наступит новый день, и первый луч солнца укажет вам путь, как склеить свою жизнь по кусочкам.

— Вы верите в это, мадам?! — я утерла слезы и, подобрав подол платья, встала.

— А как иначе, леди?! Как же иначе?!

Меня обняли заботливые натруженные руки.

— Пойдемте со мной, госпожа, здесь становиться слишком холодно. А я расскажу Вам, что значит терять, без надежды обрести вновь. И обретать, не веря.

Обнявшись, мы шли с нею по дорожке, ведущей в Замок, а некогда великолепный уголок природы уродливым пятном расползался в сгущающихся сумерках.

— Неужели я погубила этот дивный мирок?!

— Ну, что вы! Всё дело в магии… магии, что есть в каждом из нас. Оглянитесь!

Сделав, как мне сказала Элжбет, я увидела, как на том самом месте, где я предавалась унынию и горю, хрупкие цветы примулы медленно распускали свои лепестки.

— Но как же?!

— Это всё вы, миледи. Всё вы. Ваши слёзы истинного раскаяния дали жизнь этим цветам. А завтра, когда на вашем прелестном личике засияет улыбка, вы увидите этот сад еще более прекрасным, чем он был до этого.

— Ох, мадам Элжбет, почему вы так добры ко мне?!

— Дитя, мы слишком долго вас ждали. Поверьте, мне. И вы оправдали все наши даже самые смелые ожидания.

— И что же я такого сделала?!

— Вы посадили ростки любви в этом маленьком саду! — и мадам экономка замка Сумрак загадочно улыбнулась. Я же с сомнением посмотрела на развороченные клумбы и искореженные деревья. Выжженную траву я видела достаточно чётко, но вот никаких ростков я не наблюдала. О любви же и речи не шло…

— Ну, вот! Горячего молочка выпили, теперь и простуда не страшна, — заботливые руки мадам Элжбет убрали поднос с моих коленей и поставили на столик.

— Мадам Элжбет, я вам так благодарна! — удобно устроившись в кровати, я доедала воздушную булочку с корицей, — Если бы не вы… Не знаю, со мной впервые такое.

— Какое?! — женщина возраста моей мамы села на край постели и участливо посмотрела на меня.

— Так, будто весь мир раскололся на двое и… и обрушился тысячью осколками.

— И самый острый, самый крупный осколок впился в твоё сердце, терзая и мучая тебя… — экономка задумчиво вертела уголок фартука в руках.

— Откуда вы знаете?!

— Потому что я любила. И моя любовь не принесла мне ничего, кроме боли и страданий, — Элжбет уголком фартука вытерла набежавшую слезу, — Вот же напасть, столько лет прошло, а никак не забудется.

— Но… я не люблю! — это смешно, какая любовь?!

— Любишь, девочка, любишь. Просто пока не приняла это, а потому и больно, и обидно, и стыдно — всё в одном узелке. Уж поверь мне, я‑то знаю.

И мы обе замолчали. Каждая из нас думала о своём.

Суровый горный ветер стучался в окна, поздним гостем просясь в замок. Лунный свет ночным вором проникал в мою уже такую родную комнату. Камин задорно хрустел горящими дровами и дровишками. А мне… Мне было тепло и уютно в этой домашней тишине.

— Мадам, вы… наверное, должны знать, скоро я покину 'Сумрак', как вы и говорили. Надолго я не задержалась.

— Глупости, миледи! — экономка взяла блюдечко с крошками из моих рук и поставила его на поднос. Поправив выбившуюся из пучка седую прядь, она невозмутимо продолжила, — Герцог строг, вспыльчив и, порою, совершенно невозможен, но… у него доброе сердце. Он отходчив и на многое предпочитает закрывать глаза.

— Думаю, на то, что сделала я, закрыть глаза он не сможет, — шумно вздохнув, я в упор посмотрела на Элжбет, — Я могу вам довериться?! Понимаете, все секреты я делила с мамой, а потом еще и с мачехой, которая стала моей наставницей… Мне так тяжело без них!

— Конечно — конечно! Маленькая леди, поверьте, я умею хранить чужие секреты. И тоже знаю, что значит жить, когда не с кем словом перемолвиться!

— Спасибо, мадам, — собравшись с духом, я поведала о наболевшем, — Когда граф Лайнвуд окликнул меня, первой моей мыслью…