Молли Харпер - Правила побега с обнаженным оборотнем (ЛП)

Лучше перестраховаться, чем потом сожалеть.

Я вернулась в постель и укрылась одеялом до подбородка.

Как я докатилась до такой паранойи – проверять замки на дверях? Когда-то ведь я была довольно симпатичной девушкой, Тиной Кемпбелл-Бишоп. Доктором – драматическая пауза – медицины. У меня было все. Прекрасный муж, прекрасный дом. Многообещающая карьера. А я от всего этого ушла, ну ладно, сбежала. Все, что я считала само собой разумеющимся в детстве и юности – чувство безопасности, отдельная спальня, горячая еда на столе, благожелательные люди, которые заботились обо мне, – все это осталось где-то далеко.

Я стала жестче и злее и уже не смотрела на людей, думая, чем могу им помочь. Я смотрела на них и, даже не дождавшись, пока они представятся, прикидывала в уме, могут ли они мне помочь или доставить неприятности.

Большинство людей не могут определить момент, в который их жизнь начинает катиться ко всем чертям. По-моему, мне повезло – я точно знаю точку отсчета. Так что если бы у меня была машина времени, я бы запрыгнула в тот «делорин», отправилась прямиком в десятое апреля 2004 года, зашла в комнату отдыха в больнице и отвесила себе хорошую оплеуху прежде, чем встретила нового служащего технической поддержки Гленна Бишопа. Но мы казались идеальной парой! Вполне разумное решение тогда, в длительный период воздержания, в цепочке неудачных событий. Мне так хотелось, чтобы обо мне кто-нибудь позаботился, а Гленн был таким спокойным и любезным. Нам нравились одни и те же фильмы, лакомства и – кто бы мог подумать? – музыка. Мы наслаждались ленивыми выходными и поездками на озеро. Гленн гордился моими медицинскими достижениями и той энергией, с которой я отдавалась работе. Я думала, что мне повезло, ведь я так легко наладила личные отношения.

Я хорошо помню, как представляла дальнейшее развитие этих отношений. Мои родители были женаты почти сорок лет, и я не могу припомнить ни одного случая рукоприкладства вплоть до их смерти. Они даже не ругались, потому что могли идти на компромисс и знали, как нужно обращаться друг с другом. Мне казалось, что именно это я и нашла в Гленне. Он был внимательным, милым. Именно с таким парнем, надежным как скала, обычно рекомендует вам встречаться мама. Что ни случись – на него всегда можно положиться.

Находиться вдвоем с Гленном было не самой сложной задачей. Куда как сложнее оказалось проводить время с кем-либо еще. Мне импонировали в Гленне целеустремленность, педантичность и застенчивость. Они отличались от привычных замашек мускулистых и спортивных альфа-самцов, с которыми я обычно встречалась, постоянно конкурируя за их внимание с десятком друзей и интересов.

Очень приятно вести беседу с человеком, который не пялится на официантку или вдруг высмотрит и метнется через весь ресторан к кому-нибудь, с кем вздумалось поболтать. А я в эти десять минут должна играть с хлебными палочками и ждать, пока он наговорится и наобнимается со своим братаном из местечковой баскетбольной лиги.

Проблема заключалась в том, что застенчивость Гленна стала моим пунктиком. Гленн спокойно мог часами чатиться с незнакомцами или сидеть за он-лайн играми, но не желал мириться с моими служебными обязанностями или обычными вечеринками c коллегами. По его словам, он достаточно времени проводил в компании моих сослуживцев, и они получают достаточно моего драгоценного времени. Прежде чем я смогла осознать, что же происходит, Гленн методично лишал меня любого общения, препятствуя встречам с друзьями и приятелями. Он дулся, когда я собиралась встретиться с подружками, ноя, что для него у меня никогда нет времени. Однажды даже спрятал ключи от моей машины, чтобы я не смогла уехать, утверждая, что это шутка такая, и что я просто вынудила его так поступить, ведь он очень сильно меня любит.

Естественно, я не могла сказать друзьям: «Гленн не хочет, чтобы я с вами встречалась» – это звучало слишком деспотично и непристойно. Поэтому, когда я перестала общаться с ними, они решили, что я сама так захотела. А я была из тех женщин, которые не могут поддерживать вялотекущую дружбу после того, как между людьми легла трещина. Теперь я превратилась в типичную героиню поучительных истории, которые любят печатать в Космо.

Время шло, большинство проблем Гленна стали моими проблемами. Мы объявили о помолвке, стали жить вместе. Казалось мелочно и недальновидно бросать жениха только из-за небольших причуд. Эти причуды увеличивались и росли так постепенно, что я не заметила, как они перешли все границы. Если бы я его любила, то оделась бы поженственней, не стригла бы волосы, готовила бы то, что ему нравится, с радостью оставалась бы дома на все выходные, по его примеру. Если бы любила, не отключала бы телефон, хотя правила больницы этого не допускали. Я бы не обращала внимания на небольшие «инциденты», которые случались, когда Гленн злился, как после спора об аренде, например, когда я «зацепилась» за его ногу, упала и приложилась головой о журнальный столик. Я бы отвергла неудачную напыщенную свадебную церемонию с белым подвенечным платьем и согласилась расписаться на карибском пляже, что, впрочем, мы и сделали, в один не слишком знаменательный уик-энд. Тогда вечером я пришла с работы, и Гленн предъявил мне билеты на самолет.

Я как та пресловутая лягушка, которую незаметно для нее самой сварили в кастрюле, медленно и постепенно увеличивая температуру.

И потом это были «семейные заморочки». Мои прекрасные рациональные родители считали меня, свое единственное чадо, данное им в конце жизни, чудом и наградой. Наши отношения, хоть и довольно близкие, отличались от общепринятых – родители относились ко мне не как к ребенку, а, скорее, как к маленькому взрослому. Я была разочарована тем, что Гленн не захотел проводить с ними время, утверждая, что они его не любят. Якобы мой отец во время визита постоянно давил на него, словно на допросе, а мать слишком меня опекала.

Перед каждыми семейными посиделками он закатывал грандиозный скандал, так что мы либо никуда не ехали, либо я накануне всю ночь рыдала в подушку, что вызывало у родителей напряжение и неудобные вопросы. В конце концов мне стало проще врать маме про несуществующие планы или внезапное дежурство на работе. Пока Гленна еще умиротворяли мои усилия «сосредоточиться на наших отношениях», он просто ворчал, что не понимает, зачем мне нужно постоянно встречаться с родителями.

Я пыталась убедить себя, что Гленну просто нужно время, чтобы узнать и принять моих родителей. Но спустя два года после моей свадьбы у мамы обнаружили рак поджелудочной железы, а через полгода ее не стало. Отец так и не оправился от потери – умер во сне через год. Мне так их не хватает, особенно на Рождество и день рождения. Но я не могу винить Гленна за то, что не уделяла им должного времени, я виню его в другом – он ждал, что я быстро забуду о родителях и не стану скорбеть, как будто они ничего для меня не значили.