Робин Маккинли - Солнечный свет

Я не сразу поняла, что хорошего в том, что Бо не сможет произнести моего имени. Вряд ли Бо нужно произносить или знать мое имя, чтобы меня убить.

Ну ладно. В именах скрыта большая сила. На озере мы это уже проходили. Ну и что? В клыках силы не меньше. Это мы тоже проходили на озере. Кон оставил меня в живых. Бо не оставит.

Как я вообще на это согласилась?

– Ты чувствуешь, что зов усилился? – продолжал Кон тем же невыносимо спокойным голосом. – Бо подключился к нашему присутствию здесь. Если мы разделимся, следуй зову. Пройди этот путь до конца. Я присоединюсь к тебе, как только смогу.

Прелестно. Как здорово, что он присоединится ко мне позже. И лучше бы он сказал «до цели», чем «до конца».

– Не советую тебе… – добавил он как всегда бесстрастно, и я постаралась напомнить себе, что его голос всегда звучал безучастно, если не сказать мертво. И его холодность, возможно, даже хороший знак – словно все происходящее не выходит за рамки обычных вампирских дел. Я едва расслышала продолжение фразы: —…соваться никуда в не-пространстве, кроме того пути, по которому мы сюда пришли.

Ты привлечешь внимание тварей Бо, а там у них будет перед тобой явное преимущество.

Верно. Но точно так же у них будет преимущество передо мной где угодно.

Я вдруг осознала, что хотя мы уже покинули пространство хаоса, мы также оставили позади и Не-Город. По крайней мере, я надеялась, что это другое место, потому что если это тоже He-Город, то значит, с нашим человеческим миром дела обстояли куда хуже, чем думает большинство людей… и я в том числе… и снова в голову пришла та же мысль: а что я в сущности знаю? Люди, которые посещали He-Город ради острых ощущений, вряд ли бы обратили внимание на то, что все здесь буквально соскальзывает с края обычной реальности прямо…

Я ощутила зов сильнее, это напоминало ощущение руки, медленно сжимающейся на моем горле. Или как будто я – собака на поводке с тугим ошейником, и хозяин не слишком со мной церемонится. Может быть, из-за этого чувства мне бы сейчас хорошенький яблоневый кол, пропитанный соками омелы… Правда, я не знаю, как им пользоваться, орудовать колом учат на тренировках… На крайний случай со шел бы и столовый нож… А! Я сунула правую руку в карман, обхватила рукоять и достала нож, зажав его между пальцами. Лезвие открывать не стала, и вперед выдавался только торец рукоятки, как костяшка некоего шестого пальца. В тот же миг он засиял – как крошечная луна, как драгоценный камень, вынутый из оправы.

И я ударила, ударила со всей своей ничтожной человеческой силой, в то место, где должна была находиться грудь, принадлежащая челюстям, впившимся в мою руку.

Попала. Широкая тупая рукоять… куда-то погрузилась. Как только это произошло, нож вспыхнул, уже не как луна, а как солнце, сияющим золотым светом, и в этом свете я увидела, как золотая сеть расходится по моей руке.

Мне едва хватило времени вспомнить, что произошло, когда я воспользовалась столовым ножом там, в переулке.

В этот раз звук был другой. Здесь не было стен, в которые с хлюпаньем врезались бы ошметки. Вместо этого я услышала, как они с отвратительным шлепающим звуком падали на землю вокруг меня. Я уже успела забыть этот запах – запах чего-то большого, мертвого и гниющего. Когда они взрываются, в них уже вовсе не остается ничего человеческого – они просто-напросто лопаются, как перезревшая дыня, которую выбросили за забор. Но ни одна дыня так не пахнет…

Кон материализовался из темноты, оторвавшись от того, чем был занят. Я сумела усилием воли не отскочить и от него тоже. Он выглядел сейчас как вампир, – намного больше похож на вампира, чем на Кона. В одной истории о вампирах, еще более обнадеживающей, чем другие, говорилось, что иногда, например при разборках вампирских банд, они превращаются в ужасных берсерков и сокрушают все, до чего могут дотянуться – не только врагов, но и друзей, тех, что на их стороне. Такое состояние может длиться достаточно долго, и если враги закончатся раньше, чем оно пройдет, берсерк разорвет в клочья даже самого себя.

Может, это и была бы утешительная история, если сидеть дома с книгой, или читать с экрана комбокса: утешала сама идея, что вампиры мочат друг друга, а мы в это время сидим в безопасности в уюте своих домов за закрытыми дверями, где нас охраняет чертова куча оберегов – если вам не повезет, и вампирские разборки начнутся у вас в квартале, вы уж точно нацепите кругом столько оберегов, сколько влезет, и не станете выходить наружу от заката до рассвета ни под каким предлогом! Я не знаю, как обычно выглядят вампиры в бешенстве, но наверное, именно так выглядел сейчас Кон. Это было не просто… Это было… Послушайте, если вам когда-нибудь предложат выбор: быть съеденным голодным тигром, или быть растерзанным разъяренным вампиром, выбирайте тигра.

Возможно, я была в таком состоянии, когда говорят: «У нее шок, закутайте ее одеялом и дайте виски!». Люди вообще не слишком приспособлены к экстремальным ситуациям. Кишка у нас тонка. Нас сковывает страх, падает кровяное давление, мы уже не можем трезво рассуждать, и так далее. Я просто стояла и смотрела, как Кон приблизился и вместо того, чтобы предложить мне одеяло, чашку сладкого чай или глоток виски, зарычал и обнажил свои клыки.

Потом… может быть, он вспомнил, что я на его стороне; может быть, он всегда это понимал, но, увидев меня такой – всю в крови разорванного в клочья врага, – на мгновение забыл, что я все же человек, а не вампир. А может, его рык обозначал по-вампирски что-то вроде «Молодчина! Отличная работа!»…

Чтобы там ни было, он перестал рычать и… привел лицо в порядок. Когда он снова взял мою скользкую руку и потянул за собой, я не стала возражать, не стала возмущаться, не упала в обморок. Я просто положила нож обратно в карман и подчинилась.

Я бы хотела это забыть – как слиплись в комок мокрые от чужой крови волосы, как нечистая кровь текла по моему телу под одеждой, покушаясь на мое личное пространство, мою нравственность, мою человечность, как она отзывалась на каждый мой вдох, на каждое движение, как высыхала прямо на коже, буквально впитываясь в нее. И привкус крови во рту, от которого никак не избавиться. Должно быть, минуту назад я сама была берсерком. Есть вещи, на которые мы способны, но никогда себе в этом не признаемся, не так ли? Если повезет, эти вещи могут за всю жизнь ни разу не проявиться. У меня проявилось их даже слишком много, и причем одномоментно. Да, у меня, у той, что раньше уходила из кухни, когда там разрубали туши на куски или засовывали коричневатые мягкие куски мяса в мясорубку.

Кровь жжет, когда попадает в глаза. Еще она липкая, и от нее становится трудно моргать. Но только ли от того я сейчас плачу, что кровь жжет, когда попадает в глаза?