Робин Маккинли - Солнечный свет

Я оставила Кона в тени, а сама снова вышла на свет, держа руки перед собой, как будто приносила их в жертву или отвергала. Кон подошел поближе, но остановился на краю тени.

– С твоими руками все в порядке, – сказал он.

Я покачала головой и уронила руки ладонями вверх на перила. На перилах виднелись следы от огня. Неподвижные руки казались мертвыми.

– Расскажи, в чем дело, – попросил он.

– Мне пришлось… прикоснуться к нему, – тихо сказала я. – Я хотела обойтись без этого, но он был слишком силен. Он побеждал. Я погрузила руки… Я прикоснулась к нему. К Бо.

Как только я это сказала, все события прошедшей ночи, которые я хотела забыть, навалились на меня с новой силой, буквально прорвались в мой разум. Я почувствовала, что снова распадаюсь на части. Глядя в глаза Богини, я знала, что нужно делать, по крайней мере в тот момент. Но сейчас, когда непосредственная угроза не требовала мобилизовать все силы… меня затрясло, даже при дневном свете. Яркий, но холодный свет осеннего солнца, в ожидании зимы, с ее более короткими и более холодными днями, прежде чем снова вернется летнее тепло. Осеннее солнце вряд ли излечит мои руки. Или раскрывшуюся рану на груди. Пока все мое тело было буквально покрыто коркой запекшейся крови, осматривать рану не имело смысла.

– Светлячок, – мягко сказал Кон, – у него не было сил ранить тебя физически. У него не было таких сил уже на протяжении многих лет. Его сила заключалась в его воле, плюс физическая сила тех, кого он этой воле подчинил. Если его твари – его орудия – не ранили тебя, значит, и он не мог.

Мне хотелось сказать, что он смог меня ранить, и его твари смогли — они заставили меня узнать, что я умею. Я бы никогда не одолела Бо, если бы перед этим не справилась с его приспешниками.

– Он чуть не убил меня! – сказала я в конце концов. Громко, но с надрывом в голосе. Эти слова даже близко не отражали того, что тогда произошло. Просто смерть казалась тогда небольшой неприятностью, словно будильник не сработал или мотор не хотел заводиться. Может быть, я просто слишком долго общалась с вампирами.

– Да. С помощью чистой энергии зла. И только.

– Только? – повторила я. – Только!

– Да.

Я повернула голову, чтобы посмотреть на него, оставив руки неуклюже лежать на перилах. Это был уже не мистер Коннор из кабинета Богини – это снова был Кон. В комнате был вампир. Он выглядел усталым, почти так же, как выглядят уставшие люди, люди в грязной разорванной одежде. Мой вампир выглядел усталым. Я убрала руки с перил и теперь могла присоединиться к Кону, стоящему в тени. Я потянулась, чтобы прикоснуться к нему, но в последний момент отдернула руки. Но он взял мои руки за запястья, и сначала поцеловал тыльную сторону каждой кисти, затем перевернул их, терпеливо подождал, пока расслабятся пальцы, и поцеловал ладони. Ощущение было необычным, больше похожим не на поцелуи, а на прикосновение какого-то целебного бальзама. Или церковного елея.

– С твоими руками все в порядке, – сказал он. – Отравляет не прикосновение зла, а мысли о нем. Избавься от этих мыслей – и ты избавишься от зла.

Вампир учил меня жить, учил различать добро и зло! Хотелось засмеяться. Но вся проблема была в том, что он был не прав. Если бы он был прав – тогда бы я засмеялась.

– Мои руки чувствуют – они изменились. Я это чувствую. Они… они уже не принадлежат мне. Только с виду мои. Я чувствую, что они могли превратиться – нет, превратились – в зло.

– Зло, исходящее от Бо, породило в твоем сознании очень темные мысли.

– Мне казалось, будто я разбилась на осколки. И не уверена, что не разбилась. Мои руки – это два осколка меня.

Два уцелевших осколка. Секунда молчания.

– Да, – сказал Кон.

– Откуда ты знаешь? – шепотом спросила я.

Я ждала, что он бросит мои руки и отстранится. Жалобное хныканье в моем голосе было противно мне самой до скрежета зубовного. А он был сейчас со мной только потому, что солнце мешало ему уйти до заката.

Он не отстранился. Он сказал:

– Я вижу это по твоим глазам.

Это было так неожиданно, что я разинула рот.

– Что?

– Нет. Я не умею читать мысли. Но умею читать страхи. Мы специалисты в этой области. А ты смотришь мне в глаза так, как ни один человек еще не смотрел.

Я попыталась не смотреть на него. Мои страхи? Полная «Война и мир». Все пятьдесят с лишним томов серии «Кровавой науки». Все глобонет-сайты по теме. В меньшем объеме мои обширные и разнообразные страхи не уместились бы. Наверно, Кон владеет навыками скорочтения.

Тут он отпустил мои руки, но только для того, чтобы взять за подбородок:

– Посмотри на меня.

Я позволила ему приподнять свою голову. Впрочем, он ведь вампир – захочет, с легкостью сломает мне шею. Но ему это было не нужно.

– Ты боишься далеко не всего, – сказал он.

– Почти, – сказала я. – Я боюсь тебя. И я боюсь себя.

– Да, – ответил он.

Как ни странно, это «да» меня утешило. Я и впрямь слишком долго общалась с вампирами. С этим вампиром.

Я вспомнила, как стояла посреди кухни в потоке солнечного света, наутро после моего возвращения с озера. В тот момент я осознала, что у меня есть шанс излечиться, как бы там ни было.

Осколки былого душевного равновесия – а может, и душевного здоровья – понемножку начали прорастать тоненькими щупальцами; они тянулись через зияющие провалы, нащупывая родственные осколки, причем без моего ведома. Когда разведочные щупальца встречались, они начинали сплетаться в нити потолще, связываться ровными рядами…

Наверно, первые узелки я завязала, соглашаясь освободиться от смирительной рубашки и беря тем самым ответственность за свое поведение.

Нет: первые узелки были завязаны в первое утро, после того, как Кон привел меня домой от озера.

Мне предстояло получить еще много новых шрамов, и посему текстура завершенного вязания должна была измениться. Она уже менялась. Она становилась рыхлее, в ней возникали воздушные петли. Я так и не научилась вязать. Мне не дается равномерность и единообразие. Даже булочки с корицей у меня выходят не похожие друг на друга. Если к моей внутренней структуре добавится еще несколько диковинных контуров, я с этим, пожалуй, смогу справиться.

Может быть, мой спинной мозг просто отказывался принимать всю ту дрянь, что сплавлял ему головной. Заткнись и продолжай собирать мозаику. Если нет верного кусочка ставь какой попадется.

Я сделала шаг назад, не отворачиваясь, по-прежнему глядя в глаза Кону, но так, чтобы на меня падал солнечный свет.

Какая-то мысль упорно карабкалась вверх из мутного омута, и я наконец уловила ее: если добро собирается одержать победу над злом, оно – добро – должно быть в своем уме!