Алина Борисова - За синими горами (СИ)

Я вошла, подошла и села к нему на колени. И мне было все равно, кого он там в тот момент обнимал. Назвал принцессой своей души — утешай и люби.

Он обнял одной рукой — просто на автомате, стандартная реакция вампира на ласковое прикосновение. А вот голову ко мне повернул уже осознанно, с безмерным удивлением.

— Лара?

И я завладела его губами. Пока свободны, пока он не успел сказать ничего, что заставит меня передумать. Он был мне нужен сейчас.

Я целовала, он отвечал. Со все растущим недоумением я отслеживала траекторию движения его языка, своего, точки и линии соприкосновения наших губ. Ощущала руки на спине — его, и не только его. И чьи-то влажные губы, коснувшиеся моего плеча… А вот чуда не происходило. Забвения, восторга, страсти… ничего. Механика.

Я отстранилась, изумленно глядя ему в глаза. И наткнулась на его столь же недоуменный взгляд.

А потом уже он меня целовал, отмахнувшись от всех надоедливых рук. Опрокинул на широкую «гостевую» кровать и целовал, ласкал, не обращая внимания на то, что его гости стоят вокруг и с интересом и все растущим недоумением наблюдают.

Я не чувствовала ничего. Вернее, наоборот: я чувствовала все. Каждое движение его пальцев, его губ, его языка. Гладкость его волос под моими пальцами, бархатистость его кожи. Каждый взгляд его гостей и каждую складку покрывала под своей спиной… Он целовал, а мне хотелось плакать.

— Укуси, — почти выла я от отчаянья, — пожалуйста, укуси…

Он кивает, и его руки скользят мне под юбку, стягивают трусики — где-то до колен, а потом он их обрывает, оставив болтаться на одной ноге… И я чувствую, как его плоть входит в мою — медленно, аккуратно, но все же болезненно. Мое тело не готово, оно не сочится страстью, оно вовсе не жаждет кого-то в себя пускать. Жаждет разум, он ждет укуса, ждет страсти и забвения, даруемого вампирами в обмен на кровь.

И острые зубы привычно пронзают вену, и острая вспышка боли привычно заставляет вскрикнуть и выгнуться… И никуда не исчезает, хотя я отчетливо ощущаю, как Анхен делает первый глоток.

Просто больно. Болезненно толкается его плоть в моем теле, болезненно давят на мягкие ткани края его острых зубов. И кровь, которую сила его всасывания заставляет менять заповедованное природой направление движения, болезненно расстается с моими венами.

На этом все.

Или нет, еще спина весьма болезненно трется о какую-то складку на покрывале…

Он отстраняется. Вынимает зубы из моей шеи, освобождает меня от своей напряженной плоти… А впрочем, нет, уже не напряженной. Жаждать ту, что его не жаждала, не выходило.

Смотрит в мои глаза. И столько всего в его взгляде! И потрясение, и раздражение, и досада, и сожаление, и боль, и страх… И даже какая-то обреченность.

— Что, может, помочь? — со смешком поинтересовался кто-то.

— Отойди! — почти зарычал на него хозяин дома. — Ты что, не видишь, ей плохо?! Не чувствуешь, она больна?!

— Сгорела? — с бесконечным любопытством поинтересовался еще один голос, женский, и я почти физически ощутила ее пристальное внимание.

— Да нет, когда они сгорают, они, наоборот, от страсти пылают, не унять, — подключился к беседе третий. — А тут как выморозило.

— По-всякому бывает, — философски просветил четвертый.

— Так может еще кому куснуть? — не унимался первый. — Что ж мы, такой горячей компанией, и не разогреем?

— Подите все вон!!! — Анхен орет так, что даже воздух в комнате густеет. А потом просто сидит и ждет, мрачно сверля своих гостей глазами и не вникая в их ответные реплики.

Наконец гостиная пустеет. Шум их голосов стихает вдали. Я все так же лежу. Анхен все так же сидит возле. Тишина становится просто звенящей…

Снег идет. Все идет и идет, засыпая мир белыми хлопьями. Я сижу у Анхена на коленях, завернутая в покрывало с той самой кровати, и смотрю на снег. Он там, за вампирской пленкой, а мы здесь, на краю его заоблачного сада.

В покрывало он укутал меня сам, проронив: «мне кажется, что тебе очень холодно», в ответ на мой вопрошающий взгляд. Я не спорила. Мне и в самом деле было холодно, возможно, не телу, но все же… Толстое покрывало, укутавшее меня словно в кокон, было не самой плохой идеей.

В сад он тоже вынес меня сам. В смысле, тоже по собственной инициативе. Словно стремясь оказаться как можно дальше от той злополучной комнаты. Сменить обстановку, атмосферу, хоть что-то.

Меня не хватило даже на это. Я была слишком подавлена, шокирована, дезориентирована происшедшим. Так не могло быть, так не бывает, это невозможно. Укус вампира несет в себе безумие забвения и страсти, это химия, слюна в крови, в этом вообще ничего личного. Я помню, как меня кусала Рин. И я точно знаю, что меня не возбуждают девы, а уж тем более вид собственного любовника, ублажающего другую. И я помню все свои чувства и эмоции до того, как меня укусили. И то, что они были абсолютно противоположны тем, что я испытала тогда после ее укуса.

Тогда. А сейчас я не почувствовала ничего. Ничего, совсем. Он кусал меня, а я чувствовала лишь укус…

Он целовал меня, а я чувствовала лишь его язык у себя во рту. А ведь это Анхен. Анхен, которого я люблю, Анхен, каждое прикосновение которого будоражило мне кровь… Прежде.

— Что со мной? — заставляю себя оторваться от созерцания снежных хлопьев.

— Не знаю. Случись подобное с людьми… среди людей, я сказал бы — потеря либидо, вызванная сильным стрессовым расстройством… Но я вампир. Ты не могла не отреагировать на укус… Ты даже на поцелуй не могла не отреагировать. Даже со стрессом. Даже с потерей либидо. Эмоции вампира сильнее, они подавляют… должны подавлять… — он выглядел еще более ошарашенным, чем я.

— Ты когда-нибудь встречал человека, который не отреагировал бы на укус вампира?

Молчит. Потом крайне неохотно произносит:

— В стадах.

Теперь молчу я. Ощущаю, как ужас медленно ползет внутри меня холодной липкой змеей. Все выше, выше… еще немного, и задушит.

— Ты думаешь, это все? Я схожу с ума? Сгораю?

— Ты помнишь свою семью? — ошарашивает встречным вопросом.

— Разумеется.

— Кто отвел тебя в первый класс, мама или папа?

— В первый день, ты имеешь в виду? Оба. Еще бабушка приезжала.

— Расскажи мне подробно.

— О чем? — смотрю на него с все возрастающим недоумением.

— Обо всем, что было в тот день. Вот начиная с бабушки. Куда она приехала, к вам домой или сразу к школе?

Послушно отвечаю, не совсем понимая, при чем тут бабушка. А он все спрашивает. И адрес школы, и имя первой учительницы, и с кем за партой сидела, и котангенс сорока пяти градусов, и сколько рек в Бездну впадает, и определение фотосинтеза… Терпение у меня кончилось где-то на формулах полимеров. Я выдохлась, и вместо формул сообщила ему, что заниматься производством полиэтилена не планировала никогда, и потому вместо того, чтоб переписывать их с доски, играла с Петькой в крестики-нолики. Так что если он их подзабыл — там, в кабинете, справочник, а я не он.