Ирина Чернова - И аз воздам

— Это тебе с улицы так кажется, на самом деле всего двадцать один градус, — парень поднялся и двинулся в сторону кухни. — Сейчас остынешь, посиди немного. Подожди, принесу попить… или выпить?

Скинув теплую рубашку и ботинки, я облегченно вытянула ноги в кресле. Как здорово все-таки посидеть вот так после лыж! Если бы еще попить горячего чаю, но для этого надо идти на кухню, а лень…

— Лер, давай выпьем, — Лешик уже протягивал мне высокий фужер с вином, пристраиваясь на ковре у моих ног. — За нас!

— Ну, если за нас… то давай! — я вытерла мокрый лоб. — И все-таки что-то слишком жарко… может, проветрить надо?

— Ага, сейчас окно открою, — Лешик завозился с оконным механизмом, пока я допивала бокал. — Что тут за навороты… ага, жалюзи внутренние, это нам не надо… маркиза… это тоже не то… заело, что ли… лучше другое открою.

От жары в холле мне стало плохо, я едва успела поставить бокал на пол, чтобы не разбить его и все поплыло перед глазами смазанной картиной…

Очень болела голова и в ней всплывали неясные картины, идентифицировать которые было совершенно невозможно. Такое же состояние было у меня после операции, когда мне удаляли аппендицит, голова была тогда ватная, звуки доносились издалека и памяти всплывали то кафельные стены, то люди в голубых халатах и неясные разговоры. Сейчас вокруг царил полумрак и каждое движение глаз сопровождалось красными всполохами. Лежала я на чем-то мягком и теплом, но поскольку было больно даже думать, то прикрыла глаза и задремала под неясный гул и бормотанье.

Проснувшись второй раз, я опять долго соображала, что произошло. Голова болела по-прежнему, но уже не так сильно, как раньше и, пошарив вокруг себя руками, я нащупала мягкую ткань. Похоже, что лежу на постели… плохо, что ли, стало? Да и где это я нахожусь? Помню, что мы поехали с Лешиком на дачу какого-то Михалыча, были в сауне… утром поехали на лыжах, вернулись, было жарко в доме… что потом-то было?

Повернувшись набок, с трудом села и комната поплыла перед глазами. Застонав, я опять повалилась на подушки и снова прикрыла глаза. От круговорота окружающей действительности затошнило и я глубоко задышала, чтобы не вырвало.

Стукнула дверь и раздались осторожные шаги, замершие около кровати.

— Лера, ты очнулась?

— Кто тут? — глаза было невозможно открыть, сразу начиналась сплошная карусель.

— Лера, это я, Алексей, — на лоб легла прохладная влажная ткань.

— Что со мной случилось?

— А что ты помнишь? — он присел рядом, поглаживая мне руку.

— Лыжи… на лыжах ходили, домой пришли… жарко было… потом ничего не помню… воды дай, пить хочется ужасно…

— Сейчас, сейчас, — засуетился он и в губы мне ткнулся край кружки. — Подожди, голову подниму… вот, пей.

Жажда нахлынула такая, что я чуть не захлебнулась от жадности, выпив всю кружку. По краю застучали зубы и резко стало холодно да так, что затряслись руки и ноги, а зубами я прихватила одеяло, чтобы не разбить их друг об друга.

— Холодно… здесь ужасно холодно…

— Подожди, сейчас накрою еще одеялом, — Лёшик метнулся и через секунду сверху легло что-то теплое и мягкое. — Так лучше?

Зубы стучали так, что я не могла говорить, залезла под два одеяла с головой и постепенно согревшись, уснула.

— Ну ты меня и напугала, — Лёшик сидел на кухне напротив меня и ковырялся в тарелке. То, что там лежало, больше напоминало подметку, но он резал это дело ножом и медленно ел. — Пока я окно открывал, оборачиваюсь, а ты лежишь на полу и вся белая, как бумага. Я тебя по щекам хлопал, водой окатывал, а ты как неживая, тогда «Скорую» вызвал. Они молодцы, быстро приехали, тут же тебе укол вкатили, кардиограмму сделали, потом капельницу поставили. Сказали, что во-время успели, а то могла бы уже с ангелами говорить.

— «Скорая» была? — я прихлебывала горячий чай, в голове еще кружился туман, но в целом состояние было удовлетворительное. — А что врачи сказали?

— Сердечный приступ, — пожал плечами Лешик. — Чего ты молчала, что у тебя с сердцем проблемы?

— С сердцем? — изумилась я. — С чего это вдруг?

— Как с чего, — рассердился он, — на лыжах долго ходила, нагрузка для тебя большая оказалась, потом пришла, села…

— Выпила… — машинально продолжила я.

— Ну да, откуда же я знал, что тебе нельзя! — возмутился он. — Теперь я получаюсь виноват, так что ли?

— Лёшик, да я не виню тебя, — мне почему-то стало неуютно и, чтобы скрыть смущение, я потерла лицо ладонями, — со мной такого никогда не было… извини, что тебя перепугала… Я же сама ничего не понимаю, очнулась — темно, голова болит, трясет всю, перед глазами — хоровод сплошной…

— Хоровод? — чуть не подскочил в кресле Лешик, — какой хоровод?

— Да кружилось все, как на карусели каталась все равно что. Ничего не вижу, а все кружится, едва не стошнило. И самое поганое — ничего не помню, понимаешь?

— Это нормально, — почему-то радостно сказал он, — тебя же лекарствами напичкали, вот ты и лежала, как труп. Медсестра приезжала капельницу менять, сказала, что все нормально будет, аритмии нет, а в капельницу они снотворное ввели, чтобы ты спала подольше. Сны тебе должны были сниться цветные…

— Ничего не снилось, — разочарованно сказала я. — Ни-че-го… Как жалко, отдыхать приехали, а я столько времени в постели провалялась, одна морока со мной.

— Да-а, — протянул Лешик, — три дня пролежала. Но теперь-то как себя чувствуешь?

— Нормально, только слабость небольшая. Рука еще немного болит, — я посмотрела на сгибы рук, где были видны следы уколов. — И пить все время хочется.

— Ты пей, пей, — опять засуетился Лёшик, наливая мне новую кружку чая. — Лимон не хочешь?

— Даже сахара не хочу, — успокоила я его. — Ты не волнуйся, все нормально уже.

— Лерочка, — он прижал к губам мою руку, — я очень рад, что с тобой все хорошо! Ты даже не представляешь, как я испугался, когда тебе стало плохо… Смотрю на тебя и думать даже боюсь о чем-либо, по телефону сказали, чтобы я тебя не трогал, так я все время рядом сидел и только молился, чтобы ты жива осталась! Как я за тебя испугался… господи, ты даже не представляешь!

Таким страстным я Лёшика никогда не видела и мне стало очень хорошо от того, что он так волновался за меня.

— Спасибо, Лёшик, если бы не ты, я бы, наверное, умерла, — искренне поблагодарила я его. — Спасибо тебе за все.

Два оставшихся дня прошли в полной любви и обожании. Лешик ходил со мной, как с хрустальной вазой, разве что на руках не носил. Стоило мне покрутиться ночью, как он сразу же просыпался и спрашивал, не надо ли мне чего-нибудь? Попить, поесть, посидеть… даже в туалет он настойчиво пожелал сопровождать меня, пока я решительно не закрыла дверь перед его носом. Еще не хватало, чтобы он узрил меня на горшке!