Марьяна Сурикова - Не зная пощады

— Не убивай. Просто найди нам ее, это только в твоих силах. Поверь, присутствуй здесь сейчас Лидия, она бы тоже просила тебя об этом. Только подумай, какая опасность может грозить ей и вашему будущему сыну, если дать этой ведьме развязать войну.

— Дядя, мое решение окончательно.

— Хорошо. Я понял тебя, Кристиан.

Когда я направился к выходу из здания совета, дядя последовал за мной.

— Я провожу тебя, Кристиан.

— Конечно.

— Дорогой племянник, ты знаешь, как я забочусь о вас: о тебе, Лидии, вашем будущем ребенке, о нашем любимом Питере — я стремлюсь защитить свою семью. Вы самые дорогие для меня люди на свете!

— Я знаю, дядя.

— В нашей истории были времена, которые тщательно сокрыты от ушей и глаз простых обывателей. Точнее, знают об этом времени только правители страны, то есть совет родов. Старые рукописи хранятся в надежном месте. В этих древних письменах рассказывается о временах, когда одаренные женщины правили королевством. У них была и своя королева. С одной стороны, их дар приносил пользу людям, с другой, они легко губили неугодных. Настало время, когда люди стали роптать, и из их рядов вышел мужчина — сильный, необыкновенный и одаренный мужчина, он был первым инквизитором. Самое интересное в этой истории то, что инквизитор смог оказаться среди приближенных королевы, а она влюбилась в него. Мужчина использовал эту любовь в своих интересах, постепенно сосредоточив в руках большую власть, а потом просто подтолкнул людей к восстанию, сам же погубил королеву, оставшись, таким образом, почти полновластным правителем страны. Ведьмы сопротивлялись, что и говорить, но у них не было лидера, и сопротивление постепенно угасло. Они скрылись в своих лесах и чащобах, а в нашей истории начались совсем другие времена. Я рассказываю все это затем, Кристиан, чтобы ты понял — нельзя допустить возвращения тех темных времен, нужно сразу же убить предводительницу.

— Дядя, я все понимаю.

— Знаю, что в своем счастье ты совершенно не желаешь замечать всего, что отравило бы вашу с Лидией идиллию, тем более не хочешь ввязываться в борьбу, опасаясь, что это отразится на твоей семье. Вот только выбора у нас нет. Прошу тебя, Кристиан, обещай мне хотя бы подумать.

— Хорошо, дядя, обещаю.

Я дал согласие дяде, а затем отправился в особняк предупредить родных, чтобы не вздумали никуда выезжать. Добравшись до дома, зашел в холл, где мне поклонился наш мажордом.

— Господин Кристиан, позвольте ваш плащ.

— Деррик, где моя жена и брат?

— Госпожа Лидия изволила прогуляться до площади, чтобы купить кое-какие игрушки для вашего племянника. Они взяли няню и поехали в карете.

— Давно они уехали?

— Около часа назад.

— Я последую за ними, прикажи седлать лошадь и вели Люку ехать со мной.

— Да, господин.

Мы приближались к центру, когда вдруг словно гром грянул далеко впереди, а следом раздались людские крики. Пришпорив коня, я за несколько минут добрался до площади, а там замер в ужасе от открывшейся передо мной картины, до предела натянув поводья. В самом центре, где когда-то шумной толпой сновали прохожие, прогуливались нарядные дамы с кавалерами, стоял мраморный фонтан и ездили открытые кареты, осталось лишь пятно выжженной земли. Вокруг этого черного пятна лежали люди, раненые, истекающие кровью. Кто-то звал на помощь. Изо всех подворотен выбегали горожане, мчались на помощь пострадавшим лекари, стягивались инквизиторы в серых плащах.

Привстав в стременах, я огляделся вокруг, пытаясь увидеть карету.

— Люк, ищи карету, быстро!

— Да, господин Кристиан, — ответил слуга и пришпорил лошадь.

Я спрыгнул на землю, направился к первому пострадавшему и вытащил мужчину из-под обломка мраморной статуи, украшавшей некогда центральный круг площади, а теперь прижавшей несчастному ногу.

— Господин Кристиан, — раздался голос слуги, заставивший меня поднять голову. — Я нашел няню с ребенком.

— Они живы?

— Да, господин, но оба пострадали.

— А Лидия, где она? Где брат?

Слуга лишь растерянно пожал плечами, а в сердце внезапно закрался холод. Усилием воли прогнав непрошенные пугающие мысли, я вскочил на ноги и бросился в другой конец площади. Няня оказалась ранена, а ребенок лежал рядом без чувств. Я поднял его на руки, осторожно прижимая к себе, а Люк склонился к служанке, приводя ее в чувство. Женщина открыла глаза и, увидев меня, часто задышала, а на ресницах ее заблестели слезы.

— Нира, где моя жена, где брат?

Люк помог женщине подняться, хотя ее шатало от прилагаемых усилий.

— Госпожа Лидия и господин Питер подъехали на карете к фонтану, чтобы полюбоваться золотыми рыбками, а потом… потом…

Я стремительно передал в руки слуги своего племянника и бросился к тому месту, где когда-то стоял фонтан. Рядом лежали обломки, но не было и признаков экипажа, никаких следов тел. Я перевел было дух, но вдруг взгляд натолкнулся на почерневший металлический остов, который когда-то был каретой. Медленно с трудом переставляя ноги, приблизился к нему, протягивая руки и сжимая в ладонях раскаленный каркас, не понимая, что жар прожигает кожу насквозь до самых костей. Я склонился вперед, но кроме этого металла, почерневших камней и пепла ничего больше не увидел. Опустился на колени, оторвав ладони от бывшей кареты и оставив на каркасе куски обгоревшего мяса, протянул руки вперед, не в силах поверить тому, что видели мои глаза. Я пытался дотянуться до еще не остывшего пепла, когда увидел в серой мешанине кольцо, тонкое обручальное кольцо, что носила не снимая Лидия с того самого дня, когда надел его ей на палец. «Лидия», — позвал я, будто пепел мог вдруг обернуться той, кто никогда больше не улыбнется мне. Я ощутил, как задыхаюсь от страшного приступа, сжавшего горло, а тело пронзило дикой болью, и дрожь прошла по нему, сотрясая в безумном припадке. Откинул назад голову, пытаясь вдохнуть, и услышал чей-то стон, что становился лишь громче пока не превратился в дикий вой, будто смертельно раненое животное кричало сейчас, моля добить его на месте, избавить от мучений. Темнота сгустилась вокруг, протянув холодные руки и укутав своими морозными объятиями, я сделал последний вдох, и разорванное на куски сердце перестало биться в груди.

Пришел я в себя немного позже, ощутив, как меня трясут за плечо. Слуга стоял рядом на коленях, он был бледен, губы дрожали.

— Господин, господин, вы слышите? Господин, прошу вас, встаньте, прошу вас.

Я медленно поднялся на налившиеся свинцом ноги.

— Господин, ребенку нужна помощь, он не приходит в себя.

Я отправился вслед за Люком туда, где возле няни уже находился лекарь, даже не обернувшись, не посмотрев в последний раз на жуткое место. Молча, ничего не спрашивая, взял из рук врача ребенка. Глядя на единственного оставшегося у меня родного человека, на сына моего брата, прижал крохотное существо к груди.