Варвара Мадоши - Сладостно и почетно

Катерина коснулась кончиками пальцев саднящего, плохо заживающего рубца на скуле.

— Не стоит, — она криво улыбнулась. — Там, куда я иду, шрамы украшают воина.

— Имей в виду, с моей точки зрения ты совершаешь страшную глупость. А что если воины перестанут тебя одобрять? Или еще что? Или у тебя зуб заболит…

— Я знаю, — перебила Катерина. — Я все это уже обдумала. Уж поверь.

— Там ничто не будет сдерживать развитие твоих внутренних деструктивных импульсов. Об этом ты тоже подумала?

— А может, наоборот? Может, простой и естественный образ жизни пойдет мне на пользу?

Ильза только брови приподняла.

Катерина смотрела на подругу, пытаясь как-то без слов ей сообщить, что все это, черт побери, тоже на чаше весов; а на другой — морозный воздух, запах дыма, карульи посвисты, море на рассвете и на закате, ощущение свободы…

Травка вот выжила; ее даже не ранили. Она ластилась к Катерине после боя, облизывала руки.

В итоге Катерина сказала:

— Знаешь, когда вереница людей идет по степи… — запнулась.

— Что?

Ильза — умничка, несмотря на свой ОКР и патологическую манию чистоты. Она смотрела так, будто старалась понять. Но Катерина никогда не умела говорить. Она только качнула головой.

— Понимаешь, что жизнь короткая. Там, в степи. Иногда даже вообще… не успела начаться — и кончилась. Мы здесь это забыли. А важно… умирать тоже нужно уметь. И иногда важно не прожить подольше, а умереть правильно. Или хотя бы вовремя.

«Как Чиан», — подумала Катерина, но не добавила.

— Ты очень любила его? — спросила Ильза.

— Я к нему хорошо относилась.

— Вы же понимаете, что это самоволка? — сурово сдвинул брови Старик. — Признаться, даже с вашим набором подростковых показателей я этого не ожидал.

— А вы напишите рапорт, что я погибла от рук туземцев, занимаясь мирным изучением нравов и обычаев, — Катерина, преодолевая себя, отстегнула с руки браслет, положила его на стол перед капитаном. Тяжело далось: слишком уж ей в голову вбили никогда такого не делать. — Тут в записях достаточно материала, чтобы это подтвердить. И еще… если погиб член экипажа, у вас так появится повод раскатать Твердыню по бревнышку и достать нужные детали.

— По камушку, — поправил ее Старик.

— Что? — удивилась Катерина. — Нет, именно по бревнышку. Вы ее видели вообще, Твердыню эту?

Твердыня смотрелась несерьезно: густой частокол из заостренных пик за земляным валом. Раньше из-за вала торчала одна хлипкая деревянная башня, теперь от нее остались только обломки, которые уже даже не дымились. Лес для крепости тащили с гор — вот они эти горы, дыбятся до неба. Почти весь Перешеек скалистый, талисцам заповедано не сходить на твердую землю.

Твердыня стережет узкий проход, по которому могут пройти карулы, и где они ходили испокон веков, не меняя маршрута. Пока не появился более предприимчивый народ.

Сейчас караван карулов двигался беспрепятственно: обожженные, посеченные дождем обломки на крохотном пятачке земли больше не грозили бедой. Что там, они и напугать-то никого не могли.

Несколько мальчишек даже отбежали в сторону и помочились на ограду.

— Этим дело не кончится, — проговорил Аликан, ехавший бок о бок с Катериной.

На голове у него топорщилась махрами неуклюжая повязка, шерсть казалась потускневшей, но в целом он держался неплохо.

— Через десять лет мы завершим круговой путь опять и снова будем проходить перешейком. А ча-ола опять пришлют людей из городов и поставят здесь новую крепость. Или две крепости. Нас же будет столько же. Или еще меньше. И мы ничего не сможем сделать, потому что люди Талиса не уходят с тропы карулов.

— Кстати, давно хотела спросить… а что такое «талис»? Это область? Божество? Но я не помню у вас… то есть у нас таких божеств.

— Талис значит «путь» на старом языке, — пожал плечами Аликан. — А может, море. Но когда-то мы прокладывали пути по морю.

— Скоро снова будем, — пообещала Катерина.

Под теплым кожухом из шкуры летучей рыбы на ней была надета сумка-планшет из синтетического материала. И в ней лежали карбоновые листы с чертежами самых простых судов: каяков, каноэ, лодок, проа, пирог, кочей, брига с оснасткой и даже — чем черт не шутит! — почти современной шхуны с косыми парусами. Прощальный подарок Стюарта. Он плакал, когда шаттл отвозил ее обратно к талисцам.

Пусть плачет. В конце концов, для них, для корабля, она умерла. А мертвых положено оплакивать.

— Да, вождь, — согласился Аликан. — Будем.

И вдруг добавил невпопад, с болью:

— Если бы только..!

Талисцам разрешено меняться. Будущее открыто перед ними. Вечный заданный путь — но пройти его можно по-разному.

Несчетное множество шагов по земле и воде — длиннее, чем дорога между звезд.

Так кончается песня о Катилине, вожде Талиса.

Катилина тогда не оплакивала Чиана, а вот Аликан — да.

Талисцы тогда первыми опомнились от яркого света, да еще гостья со звезд собрала их и повела в бой. Они опрокинули ча-ола.

Но Чиана не было видно, когда Катилина ломаными, неуклюжими фразами звала всех к оружию. И когда они победили, Тотуга, а не Чиан, поднял Катилину на своем плече, чествуя за победу.

Аликан, который наблюдал за боем со стороны, сразу пошел искать брата среди раненых, а нашел среди убитых.

Катилина отыскала их обоих, когда Аликан баюкал истерзанную голову брата у себя на коленях, и выл, сожалея о том, что после каждой встречи расставались они почти врагами, и что он никогда не мог заставить Чиана поверить ему.

Что ж, теперь Чиан в чертогах предков, и может быть, он поймет… Может быть, они ему растолкуют…

Катилина села рядом с Аликаном, вся в крови. Начала ощупывать его лоб.

— У тебя лоскут кожи висит почти, — сказала. — Пойдем, возьмем у Баны бинты. Нужно тебя перевязать, что ли.

— Скажи… — у него только одно было на уме. — Скажи, ты давала ему?.. Из-за этого он?..

— Нет, — Катилина глядела в глаза. — Не успела. Все думала, как обойтись без этого.

— Будь нашим вождем, — попросил тогда Аликан. — Только ты и можешь, звездная. За тобой они пойдут.

— Окей, — ответила Катилина. А когда он не понял, повторила: — Ти-ла, Аликан.