Александр Бромов - Начало пути

Отец рассказывал о своем детстве. Об охоте. О наставниках и похождениях с друзьями. О проказах и проделках. Но он никогда не говорил ни о войне, ни о погибших на ней. Так же, как и о первой жене и детях от второго брака. Как будто этого не было. Но таким, хоть и редко, он был только с принцем. Для всех остальных это был суровый, строгий, жесткий Повелитель. Сильный, быстрый и опытный воин, превосходный полководец. Непререкаемый авторитет для всех. Безжалостный к врагам и провинившимся. Держащий свое слово. Вспыльчивый, иногда несдержанный на слова и эмоции. Немногословный.

Ласайента уважал отца и слегка завидовал ему, потому что знал, что сам он никогда таким не будет и всего этого у него тоже не будет никогда. Он болел этими историями, переживая их на свой лад. Но мечтами все и ограничивалось. Просто мечты. Просто сны…

Аши, вторая жена отца, не была его матерью. Его Высочество был незаконнорожденным. Последним ребенком в роду. Единственным, родившимся сразу после войны. Больше детей не было. Потому что не было женщин, чтоб их рожать. Война забрала почти весь род. Из всех сыновей и дочерей Андерса остались в живых только Шонсаньери и Милис, дети от первого брака, которые, как и Ласайента не знали свою мать. Она умерла сразу после рождения дочери, Шон тогда был еще совсем маленьким.

Всего после войны выжило только восемь из рода Грайэ и шесть из них были мужчины. Милис потеряла мужа в самом конце войны и ни с кем больше не общалась, молчаливой тенью скользя по дворцу. Андерс не терял надежды найти дочери мужа, но пока об этом не могло быть и речи. От остальных родов дома Йёвали не осталось никого. Вообще. Они просто истребили друг друга, опустошив свой мир.

Жалкая горстка йёвалли и четверо ашуртов, если не считать полоумную сестру Повелителя Найири, отца Кровавого герцога Сантилли. Вот кого надо было прибить в первую очередь! И как Андерс мог дружить с ним? Ласайента честно пытался представить обоих Повелителей юными проказниками, но у него ничего не получалось. Не представлялся жестокий Найири ни веселым подростком, ни ироничным юношей, каким он выходил по рассказам отца. И сынок у него не лучше. Наверно, до войны Повелитель ашуртов был другим. Война многих меняет.

Наргизе смотрел на него презрительно, как на червя. Откуда он здесь взялся?! Куда делся отец? Почему спиной ощущается холодный камень, а не уютный мягкий диван? Его Высочество попытался оглядеться, но ничего не получилось. Что-то мешало повернуть голову.

— Повелитель сказал свое Слово. Откройте принцу дверь во взрослую жизнь. И как можно шире, — Наргизе гадко ухмыльнулся, но не ушел, а прислонившись плечом к косяку, остался. Ему было интересно. Правая рука Повелителя. Чтоб его! Один из охранников повернулся всем телом к Ласайенте и весело подмигнул ему…. Стало страшно, так жутко ему не было еще никогда в жизни, живот скрутило в тугой узел. Он еще не знал, что случится, но чувствовал, что точно что-то ужасное.

Принц рванулся изо всех сил к спасительной двери, от страха совсем не думая о стоящем там помощнике отца. Но его держали, прижимая, вдавливая во что-то мягкое. Ласайента забился, пытаясь вырваться, запаниковал, сломанную руку резануло тупой ноющей болью. Дышать стало тяжело. Воздуха катастрофически не хватало.

— Тихо, мальчик, тихо. Тихо, малыш, уже все. Все прошло. Все позади…

Голос был мужской, тихий, слегка хрипловатый и молодой. На лоб и глаза легло мокрое и холодное, остужая, неся успокоение. Голову осторожно приподняли, к губам прикоснулось что-то прохладное, и в рот тонкой струйкой потекла вода со странным привкусом. Принц не стал разбираться, что это такое, жадно прильнув к стакану. Он пил, делая большие торопливые глотки, боясь, что наваждение сейчас схлынет и вода пропадет.

— Тихо, мальчик. Спокойно, — было слышно, как говорящий усмехнулся.

Ласайента все же захлебнулся, закашлялся, вода потекла по подбородку на шею и грудь. Он хотел сказать "Еще", но губы не слушались. Получился еле слышный хрип.

— Жадина. Будешь в луже спать. Детство вспомнишь, — мужчина снова усмехнулся, — но воду дал допить всю до конца.

— Больше нельзя. Спи.

Голова коснулась подушки, и сон навалился тяжелой рыхлой тушей. Принц не хотел в него возвращаться, но проклятый кошмар повторялся и повторялся, словно бегая по замкнутому кругу. Не спрашивая разрешения, он с пугающей ясностью и остротой ощущений, заставлял вновь и вновь переживать ту ночь.

Кто-то тряс его за плечи, что-то говорил, тормошил, уговаривал, но Ласайента снова и снова проваливался в воспоминания как в бездонную пропасть и безостановочно падал и падал вниз в черную засасывающую пустоту. Забывая и снова вспоминая все детали того, что тогда случилось, пока совсем измученный не очнулся в полутемной комнате, лежащим в мягкой постели.

Судя по всему, была ночь. Горели свечи, потрескивали дрова в камине. Странно, но в комнате было свежо, хотя дышать было по-прежнему трудно, на грудь, будто камней навалили. Слегка ныла спина, немного тянуло сломанную руку. Которая, кстати, затекла в лубках. Ласайента попытался сжать пальцы в кулак. Наградой послужила неприятная боль, передернувшая все тело и напомнившая, что болеть у него должна собственно не только рука. Странно, но остальная боль ушла, даже перелом просто ныл, а не рвал на части, как прежде.

Спина устала, и ничего не понимающий принц попытался повернуться, но тут обнаружил, что на груди у него лежит тяжелая мужская рука. Он сразу почему-то подумал на отца, тут же забыв все обиды, все простив. Безумно обрадовавшись, Ласайента обругал себя, пообещав, что больше никогда не станет делать никаких глупостей. Ну, в самом деле, что в голову взбрело? Что за дикость он придумал?

Он хотел уже окликнуть отца, когда обратил внимание на темно — синюю рубашку с чужой багровой вышивкой по краю рукава. Резко бросило в озноб, все тело покрылось холодным потом. Его Высочество медленно провел глазами по этой чужой теперь руке, и словно ощупал взглядом лицо молодого спящего рядом демона.

На вид лет семнадцать-восемнадцать. Это если по людским меркам, а на самом деле? Чуть больше двухсот? Но не триста, это точно. Густые темные вьющиеся волосы разлохматились, выбились из общего узла. Ашурты не плели кос. "Не далеко я убежал", — подумалось с горечью.

Действительно, очень смуглый. Удлиненное лицо, впалые щеки, тени под глазами. Губы сжаты, черные брови нахмурены даже во сне. Прямой аккуратный не длинный и не короткий нос. Тонкая бородка, подчеркивая контур лица, стекала по скулам вниз, соединяясь с такими же тонкими усикам. Специально сделал или просто не брился несколько дней? "Ну, мне это не грозит, легкая небритость". Красивый демон, даже очень. "Был бы я девушкой, точно бы мимо не прошел". Ласайента тихо вздохнул. Теперь об этом мечтать было поздно.