Лана Ежова - ВАМП. Практикум по целительству

Зато внимание боевиков привлекает тело на полу.

— Сюда! — Бежавший впереди мужчина — с удивлением узнаю в нем Каррая — опускается на колени рядом с Лардо. — Жив еще? Эй!

Шпион стонет и пытается подняться на ноги. Подскочивший к нему целитель Херт запрещает вставать:

— Лучше посидите пока! — и начинает осматривать пострадавшую голову.

— Вы не видели здесь девушку? Темноволосую, в зеленом плаще и маске?

— Никого я не видел, — глухо стонет лживый шпион. — Никого…

Молниеносный удар в челюсть — и Лардо надает навзничь. Голова ирдийца с приятным для моего сердца звуком шмякается об пол.

— Ларсер! — охает целитель. — За что ты его?!

— Помимо того, что он врет? Он видел Соннэю.

Голос искусника, студеный и бесцветный, пугает до глубины души. Неужели он настолько обеспокоен моим исчезновением? Неужели так сильно переживает?

— Но бить-то зачем?! — не унимается Херт.

Каррай приподнимает руку ирдийца.

— Укус? — недоумевает целитель. — Думаешь, ее зубов дело? Это Соннэя его вырубила?

Его спутник качает головой:

— Смотри не на укус, а на татуировку служителя Эшкиля. Я уже видел ее в ту ночь, когда умерла моя сестра. — Голос Каррая становится мертвенно спокойным. — Видел на руке сбежавшего убийцы.

Гнетущее молчание разрушают Фликс и Мелисса. Запыхавшаяся наставница, поддерживаемая под руку магом, едва не плачет:

— Нашли ее?..

— Нет.

— Умоляю, скажите, что тот парень ошибся! И Соню никто не собирается умыкнуть в степь!

Мое медленно бьющееся из-за зелья сердце даже ускоряет свой ход. В висках стучат, повторяясь, три слова: «Умыкнуть в степь… умыкнуть в степь». Создатель, зачем?.. Вопрос стирается безразличием, странным и неожиданным отупением.

— Я сожалею, но Чарид прав: приняв у орохоро знак племени, Соннэя согласилась стать его невестой.

Что?.. Какая к шэйшу невеста?! Возмущение тонет в накатывающей волнами сонливости.

И все ж я успеваю услышать напевное:

— Будем скоро далеко мы, там, где пламенеют маки и течет ковыль…

Мечты любой травницы я могу коснуться рукой. Было бы желание. Сегодня оно есть, и я прижимаю к груди охапку редких трав.

Степь… Бескрайняя, прекрасная, по-весеннему яркая, щедрая на разнообразные краски. На зеленом фоне алые всполохи маков, нежные ирисы всех цветов радуги, белый и розовый дикий лук, синие бубенчики, фиолетовые колокольчики и шлемники, индиговые свечи живокости, золотой пятилистник, молочная звездчатка, голубовато-зеленые лазурьки… Здесь столько видов трав, что устают глаза. Целебные и ядовитые, многолетники и одного сезона, влаголюбивые и неприхотливые, стойкие и увядающие от прикосновения. Степь потрясает многообразием растительного мира. Жаль, что почти вся эта красота завянет дней через десять.

А еще здесь царствует сизая полынь, горький аромат которой сильней всего ощущается в пик жары. Встречаются серебряные вкрапления ковыля, который действительно течет, перекатывается волнами, когда дует ветер. А если провести по сверкающему в лучах солнца растению рукой, можно ощутить его шелковистую мягкость.

Прекрасна степь и бездна синевы над ней…

Спугнув дрофу, иду дальше, куда глаза глядят. Веселые мелодичные песни жаворонков немного разгоняют печаль. Жарко.

О! А вот и самая ценная находка утра — седой барышник. Невзрачный серый кустик, преображающийся, когда начинают распускаться ярко-розовые бутоны, обладает уникальным свойством очищать кровь от яда любых видов. Сорвав с десяток веточек, прячу их в глубине букета. Если старая шаманка, кхм, моя будущая свекровь, решит в нем поковыряться, это не убережет их, но так есть шанс, что пронесу свое сокровище в поселение без препятствий.

Как же все-таки жарко…

— На! — впихивает мне в руки флягу охранница, каким-то образом почувствовав мою жажду. Дождавшись, пока напьюсь, отрывисто бросает: — Домой пора.

Домой… Слово горчит во рту полынью, коей здесь пропахла вся степь.

Я разворачиваюсь и покорно следую за четырехрукой Охрой. Ей, незамужней сестре Нгрна Тш-Кра, моего похитителя, выпала честь присматривать за невестой до ритуала.

Над плечом пролетает темно-фиолетовая бабочка. Я долго провожаю ее взглядом. Любимый цвет моей магиссы. Я смотрю легкокрылому насекомому вслед, заново переживая неприятные воспоминания.

Уснув в катакомбах, очнулась уже в шатре, в степи.

Как Нгрн меня доставил, сложный вопрос. Языковой барьер мешает правильно понять: то ли он шел «тропою предков, благословенных Ма», то ли «путем старших детей Ма». Но логика подсказывает: у орохоро был аварийный телепорт, открывающийся теми древними амулетами, о которых почти забыли. И это правдоподобнее всяких «троп» и «путей». Орохорские шаманы не боятся нечисти, поэтому могут заходить в проклятый город Зореаполь в Туманной долине. Это сокровищница уникальных магических вещиц и кладбище героев.

Очнулась я, когда меня переодевали, заодно лишая украшений. Первым делом сняли серьги, слегка искажающие внешность, и артефакты Фликса. Даже амулет святой Виржии подчинился узловатым пальцам бабки! А магисса… магиссу сначала не заметили — она спряталась в волосах. Лишь когда я села и мне начали заплетать косы, старушенция цапнула бабочку за крыло. Я успела закричать, но подарок Фрайда шмякнули об землю и раздавили ногой… Еще долго ее жалобный писк стоял у меня в ушах.

Теперь пролетающие мимо бабочки, особенно фиолетовые, делают меня слезливой. Привязалась я к магиссе сильно, даже неожиданно для самой себя.

Сегодня в поселении орохоро суета. Разделываются туши диких зубров, жарятся лепешки, варятся ароматные каши, томятся в горячем пепле гигантские яйца шваршей. Последний день перед великим праздником — Расцветом Ма. И его превращают в торжество — свадьбу молодого шамана и его невесты-чужачки.

Я уже не бьюсь в истерике — все-таки миновала неделя с момента похищения «женихом». А может, и больше времени прошло — сколько я находилась без чувств, точно сказать не могу. И это обидно, ведь на днях я стала совершеннолетней…

— Охра, я к шваршам.

Правой удерживая здоровенный букет трав, левой рукой указываю направление. Язык орохоро сложен, и без жестикуляции и гримас не обойтись. Правда, не все гримасы подходят: улыбаться можно только родным, а показывать зубы, то есть скалиться, значит, бросать вызов.

Сестра шамана кивает — она больше нянька и телохранитель, чем надсмотрщица, и тяготится своими обязанностями. На территории племени мне ничего не угрожает, и молодая женщина только рада избавиться от обузы.

Сдерживая радость, степенно шагаю к загону с ездовыми ящерами, которые заменяют степнякам лошадей, гончих псов и кур-несушек одновременно.