Дарья Гущина - Вечность как предчувствие

— Нет, я пришел извиниться.

Понятно, за что. За ночной бардак.

— Ничего страшного, — мягко ответила я. — К этому я давно привыкла. Еще что–то?

— Как Эраш?

Я несколько мгновений молчала, подбирая слова.

— Что именно ты хочешь о нем узнать?

— А что у тебя есть о нем сказать?

— Ну… много чего, — после заминки отозвалась я.

— А именно?

— Он мальчик весьма одаренный и по любому из выбранных путей пойдет далеко, вот только…

— Что? — Джаль снова наклонился ко мне, опершись рукой о спинку складного стола.

— Он станет темным.

— Нет, не станет, — быстро возразил он.

— Джаль, поверь мне, каждый, кто рождается с крупицей тьмы, и из десяти путей Перекрестка однажды выберет именно путь мрака. И не смотри на меня так, как будто тебе неизвестно о его сущности Перекрестка. Или — неизвестно?

— Я не был до конца уверен…

— Ну, теперь знаешь точно, — я все время забывала, что никто из магов кроме нас не может видеть другого человека насквозь, досконально считывая его ауру.

— Но надеюсь на лучшее, — пробормотал он.

— Скажи–ка, — я встала и прошлась по палатке. — С его рождением в твоей семье кто–нибудь умер?

— Откуда ты знаешь? — вздрогнул Джаль.

— Вот и ответ. Рождение темного несет смерть всем роду. Выжил только ты, и то — тебя спас твой свет.

Мой собеседник тяжело сел на стул:

— Да, у парня кроме меня теперь никого нет.

— Тогда что еще тебе непонятно?

— Он точно… может стать только темным? — нерешительно спросил Джаль.

— Да. У парня — десять путей Перекрестка, и по девяти из них он может пройти достаточно успешно, добравшись до Младшего, но по–настоящему сильным станет лишь в одном.

Джаль надолго замолчал, бездумно перебирая беспорядочно разбросанные на столе находки. Я, походив по палатке, села на лежак и тихо заметила:

— Быть темным — не самая ужасная участь.

— Да, я видел, — кинув на меня выразительный взгляд, невесело усмехнулся мой собеседник.

— А еще большего — не заметил, — многозначительно пробормотала себе под нос я.

— Что?

— Да так… ничего.

— Ладно, — он встал. — Я пойду, пожалуй…

— Спокойной ночи, — отозвалась я.

Или — спокойного бдения до светлых сумерек, ведь понятно, что этой ночью мало кто сможет уснуть. Разве что только маги, хотя вряд ли глава похода им это позволит в связи с недавними–то событиями. Наверняка выстроит их у границы защитного кольца, дабы не упустить ничего важного.

Джаль вышел, а я снова вернулась к столу. Рассортировала находки, с третьей попытки кое–как сочинила ненавистный отчет и положила его в сообщающуюся шкатулку вместе с материалами об изученных летописях и окаменелостях. Закрыла резную деревянную крышку и дождалась, когда над ней зажжется и растворится во мраке крохотный узелок метки. Все, послания отправлены и ждут своего прочтения в шкатулке совета Старших. А я, пожалуй, пойду спать.

— Рейсан?..

Я не реагировала.

— Рейсан! — прохладное прикосновение знакомой руки к моей, высовывавшейся из–под одеяла.

Я недоуменно села на постели и сонно заморгала. У лежака на корточках сидел Джаль и внимательно на меня смотрел. Я плюхнулась назад, прячась под одеяло, и выразительно закатила глаза:

— Ну, что еще? Опять кто–то исчез?

— Нет, появился, — серьезно ответил он.

— В смысле? — я зевнула.

— Пойдем, я тебе хочу показать кое–что, — мой собеседник не сводил с меня выжидательного и требовательного взора. — Рейсан, поверь, это очень важно!

— Джаль, у тебя совесть есть? Я вторую ночь из–за тебя поспать нормально не могу!

— Раньше и больше не спала, — весело ухмыльнулся он.

Я сухо поджала губы:

— А до рассветных сумерек подождать нельзя?

— Сама потом на свой вопрос ответишь, — отозвался Джаль. — И мне кажется, что лучше этого никому, кроме нас, не видеть.

— Мрак тебя забери, — проворчала я, неохотно выбираясь из–под теплого одеяла.

По палатке расползалась пронзительно–ледяная сырость мглистых сумерек, пробирая до костей. Я, дрожа, быстро натянула штаны, теплую тунику и плащ и села на лежак, обуваясь. Предрассветный холод бодрил лучше ведра колодезной воды.

— Показывай, что там у тебя нашлось, — я завернулась в плащ.

Мы молча шли вдоль тревожно вздрагивающих рядов палаток, в глубине которых мерцали искорки света. Да уж, похоже, этой ночью только я одна уснула беспробудным сном, пока остальные — испуганно бдели, попрятавшись по углам. И неприятно–предчувствующую тишину, окутывающую лагерь, нарушал лишь беспокойный шепот мелко моросящего дождя, неуверенно шуршащего по земле, осторожно стучащегося в съежившиеся палатки. Я надвинула на глаза капюшон и на ходу надела перчатки.

Мы отошли далеко от лагеря, выйдя на периметр, когда из–за тяжелых туч робко выглянул голубоватый лунный свет. Черный песок заискрился, перебираемый легким ветром, и вокруг нас заплясали многочисленные огоньки, то сливаясь в сноп серебристого света, то распадаясь на крохотные осколки. Я невольно залюбовалась чудесным явлением, когда рядом со мной предупредительно ухнул Молчун, а Джаль остановился и посторонился, молча пропуская меня вперед.

— Тьма…

Я присела на корточки. Сердце пропустило удар и тревожно–гулко забилось. Закусив губу, я молча смотрела в потухшие янтарные глаза черного барса. Вот тебе и главное действующее лицо, немного недотянувшее до начала представления… Длинное сильное тело существа навсегда замерло в ощущении могучего прыжка, по бархатно–черной шерсти, серебрясь, скользил лунный луч, на усатой морде застыл, ощерившись, страшный оскал, на острых клыках еще сверкала ядовитая слюна. Все случилось совсем недавно…

— Как ты его нашел? — резко спросила я.

— Мне не спалось, и я вышел побродить на периметр, — неохотно признался он.

— Джаль, ты в своем уме? — я осуждающе посмотрела на него снизу вверх, а мой спутник лишь неопределенно пожал плечами. — А если бы барс был жив? Ты не смог справиться со мной, но рассчитывал в одиночку победить сильнейшее создание изначального мрака?

Да уж. Надо было замыкать пропускную защиту кольца только на себе. Что дядя, что племянник — два балбеса…

— Ладно, знаю, что сглупил, — вздохнул Джаль, присаживаясь на корточки рядом со мной. — Понесла нелегкая… Признаю, я дурак. Но что с этим вот? — и он кивнул на барса.

— А что с ним может быть? — я пожала плечами. — Он безнадежно мертв и больше неопасен.

— И кто его?.. Не ты?

— Нет, не я. Во–первых, я в это время спала. Во–вторых, мы с ним принадлежим к одной стихии, он для меня — создание неприкосновенное, как я для него. А кто убил — можно проверить, — я встала и протянула над барсом руки, чутко изучая его остаточную ауру.