Татия Суботина - Ради тебя

Жаль, что понял это поздно для того, чтобы предотвратить это гребаное похищение.

Если бы Ян обладал знанием, как повернуть время вспять, он бы обязательно воспользовался этим и исправил свои досадные оплошности. Возможно, тогда не пришлось бы лежать, прижавшись без движений к холодной, сырой земле, и ждать подходящего часа, чтобы кинуться в решающий бой.

Кенгерлинский чувствовал себя безнадежно зависшим между прошлым и будущим. Он постоянно прокручивал в голове их последний с Дашей совместный разговор и находил все больше и больше моментов, где мог поступить иначе, чтобы вызвать совершенно другую реакцию. В воцарившейся ночной тишине, он мысленно проговаривал разные слова. И все они выражали извинение, тоску, расстройство, и все были настоящей чепухой. Ян надеялся только, что ему еще предоставится случай озвучить Даше даже подобную чепуху, чтобы она узнала, насколько сильно он сожалел о боли, что причинил ей. Он прекрасно понимал, что пройдет еще много времени, прежде чем они смогут преодолеть барьер отчуждения и по-настоящему узнать друг друга, чтобы намертво врасти клетка в клетку на всех уровнях, но безумно хотел наверстать упущенное и выпросить себе еще один шанс.

Ян привык всего добиваться силой и изворотливостью ума. В этот раз он намерен был отказаться от привычных принципов и предоставить Даше выбор. Он больше не будет требовать, заявлять несуществующие права, а будет просить.

Когда телефон тихонько завибрировал и Ян смог прочесть входящее сообщение, стало немного спокойнее. Адиса был в поселении, а значит, на поддержку с его стороны можно было рассчитывать. Он верил, что друг обязательно позаботится о Даше и не даст случиться ничему ужасному пока его не будет рядом. Слишком много времени он знал Узому, чтобы после одной единственной оплошности перестать ему доверять. К тому же разве Ян имел право кому-либо диктовать условия в сексуальных предпочтениях?

Время просто издевалось.

Ян еще раз кинул ненавистный взгляд на минутную стрелку и встал, скрываясь за деревьями, чтобы немного размять затекшие ноги.

– Я же сказал тебе не отсвечивать! – раздался приглушенный голос Зверя над ухом.

Обернувшись, Ян окинул взглядом около двух десятков мужчин. Все они были облачены в черные балахоны с надвинутыми на лица капюшонами, в том числе и Зверь.

– Ты опоздал, – прошипел Кенгерлинский в ответ, стараясь не выдать бушевавшего раздражения.

– Да вот, не знал, какой костюм выбрать на свиданку с Верховный, – Зверь осклабился, а потом быстро стер с губ язвительную улыбку и бросил в руки Яна черный сверток. – Переодевайся быстрее. Обряд уже подошел к середине.

После этих слов в груди у Кенгерлинского все заледенело от плохого предчувствия. Точно робот, он быстро справился с балахоном и зло сверкнул глазами:

– Я думал, мы должны предотвратить ритуал, а не давать Верховному еще больше силы, чем у него имеется!

– Во время завершающего этапа Демьян будет наиболее уязвим. Это наш единственный шанс выиграть. Так что попробуй только пикнуть раньше времени, я тебя придушу своими же руками. Понял?

– Ну, кто кого придушит первым, я бы еще поспорил, – беспечно огрызнулся Ян. Эти словесные баталии приводили его в форму и выбивали из головы ненужные мрачные мысли. Покосившись в сторону лагеря, он серьезно добавил: – Но не буду. Пошли уже. Я не хочу пропустить все самое интересное.

Зверь, не скрывая раздражения, накинул на голову Яна капюшон, скрывая его лицо. Когда они двинулись между деревьев к поселению, Кенгерлинский не удержался от вопроса:

– Ты уверен, что двадцать людей достаточно для захвата?

– Кто сказал, что их только двадцать?

– Я не тупой и считать исправно научился.

– Ты видишь только то, что тебе позволено видеть, – лицо Зверя также скрывал капюшон, но по звучанию голоса Ян догадался, что мужчина довольно улыбался. – Неужели ты думал, что я не держу своих людей в поселении, максимально близко к такому ненадежному союзнику?

Ян хмыкнул. Он недооценил Зверя. Тот оказался неплохим стратегом.

В лагерь они пробрались без малейших проблем. Дважды по пути им встречались жнецы и дважды их пропускали мимо, даже не обратив внимания. Если бы Ян раньше знал, что для того, чтобы беспрепятственно проникнуть на территорию Демьяна ему всего лишь надо натянуть черный балахон – давно бы так и поступил.

Улочки были непривычно пустынны, что удивляло. Кенгерлинский ожидал, что в честь такого значимого для клана ритуала здесь будет царить необычайное оживление. Пустота и почти полнейшая тишина настораживали. В хижинах, с двух сторон от дороги, горел свет. Он пробивался сквозь плотно затворенные ставни, что возвещало о том, что жители поселения не спят. Но вот на улице встречались только редкие прохожие. И то мельком, словно спешили поскорее спрятаться в свои дома.

Ян хотел было спросить о причине данной странности у Зверя, но решил не испытывать судьбу даром и не привлекать лишнего внимания.

Весь необходимый путь они провели в гнетущем молчании. Когда же Зверь привел их в пещеру, где находилось капище, для Яна начался настоящий ад.

Чтобы не выдавать себя, они сформировали второй круг за спинами полностью поглощенных ритуалом жнецов. Люди Зверя безмолвно шевелили губами и повторяли необходимые движения, не привлекая внимания. Кенгерлинский же не мог справиться со странным оцепенением.

Взгляд неотрывно следил за хрупкой фигуркой Банши, что застыла в коленопреклоненной позе на жертвеннике. В свете сотен свечей ее кожа казалась сияющей, а волосы рассыпались густой волной по плечам и будто просили, чтобы к ним прикоснулись. Ян сглотнул подступившую слюну. Даша выглядела спокойной, но немного растерянной. То, что она не испытывала боли или страха странным образом принесло ему приятное успокоение. На сердце стало легче.

До того момента, пока спокойствие бесследно не испарилось, как только Ян нашел глазами ключевую фигуру всей мозаики. Демьян прошел вокруг жертвенного камня, взмахнул руками в воздухе, и сияние распространилось над головой Даши.

Кенгерлинский сжал кулаки. Он знал, что именно только что сделал Верховный Жнец. Он закончил призыв стихий.

Словно в подтверждение мыслей Яна, лицо Даши исказилось мукой, волосы взметнулись в стороны, точно их подхватил ветер, а глаза закатились, обнажив слепые белки. Стихии испытывали Банши на прочность, взращивали ее силу и подпитывали своей. Из древних книг, которые Ян тщательно изучил когда-то, он прекрасно понимал, что все творящееся с Дашей было сокрыто от глаз сторонних наблюдателей и происходило только в ее сознании. Наружу же вырывались только световые всполохи: белые, черно-коричневые, синие и красные. Но какой бы отличной иллюзией подсознания испытание не было, Кенгерлинский осознавал, что все пытки Даше приходилось переносить по-настоящему.