Татия Суботина - Если бы не ты

Я воровка утерянных жизней.

Жизнь настолько эфемерная и хрупкая штука, что никогда не замечаешь, как она утекает сквозь пальцы. Не замечаешь до того момента, пока последняя капля не зависнет на пучке безымянного, вспузырится блесткой, подмигнет и… исчезнет…»

Глава 2

Дорога в никуда

Несколькими часами позже

Неестественно белые, с вздувшимися ниточками вен, они кажутся совершенно чужими. Глубокая синева залегла между пальцами, и придает кистям мертвецкий вид. Внешняя сторона кистей до самых локтей усеяна ярко-красными царапинами, разноцветными, успевшими полинять синяками и ссадинами. Длинные пальцы, похожие на хрупкие веточки яблони, щетинятся обрубками ногтей и нервно подрагивают в пустоте холодного воздуха.

Слепящий свет безжалостен. Куда я ни отворачиваюсь, он — повсюду. Жуткий болезненный свет.

Неимоверно тяжелую голову раздражает тупая боль и трубный гул. Каждое движение отзывается тысячами иголок в висках. Похожее чувство бывает после разгульного вечера в компании шампанского, чуть-чуть вина, ну и напоследок пару глотков мартини, виски, водка? – наливай. В последний раз я так паршиво себя чувствовала после… После… Черт! Назойливый шум в ушах не дает сконцентрироваться хоть на одной конкретной мысли. Словно в голове вовсю работает наковальня.

Вскинув ладони, пытаюсь отогнать густой туман, и замираю. Ярко-алые совсем свежие разводы вперемешку с успевшими засохнуть бурыми пятнами венчают внутреннюю сторону кистей. Тяжело сглотнув вязкий комок слюны, подношу ладони ближе к глазам. Они пекут, слезятся, самопроизвольно закрываются. Щурюсь, сквозь боль поднимаю веки, рассматриваю липкую жижу на руках. Кровь? Моя?

Это сон? Только во сне все такое нереальное, жуткое и пугающее или чья-то шутка? Неудачный. Жестокий розыгрыш.

– Эй! Э-э-эй! Кто-нибудь!

Слова вырываются диким воем, превращаются в пар и обрываются на высокой ноте.

Это розыгрыш. Да-да. Именно так. Истерический смех душит, пытается прорваться из груди с непонятным клокочущим звуком. Зажимаю рот, кусаю пальцы. Мне необходимо сдержать этот звук. Он похож на завывание ветра за спиной.

Ветра?

Поднимаю голову, стараюсь разглядеть как можно больше деталей. Белый. Это все, что здесь есть. Белый воздух, белая земля, белые мухи. Снег!

Глаза все еще слезятся, но туманная дымка теряет свою плотность и мне удается заметить вдалеке грязно-коричневые, редко облепленные комками снега, стволы деревьев. Они изогнуты под разными углами, вывернуты, словно сломлены потоком боли. Среди деревянных уродцев виднеется темный силуэт.

– Э-эй!

Фигура на мгновенье замирает, будто прислушивается и тут же ускоряет движения.

– Стой!

Сердце набирает бешеный ритм, словно кто-то подталкивает невидимым кулаком в грудь. Порываюсь вперед и утопаю по колено в сугробе. Боль обжигает ступни, но я сразу же забываю про нее, как только фигура становится меньше. Она углубляется в лес. Подальше от меня.

– Стой! – неуклюже передвигаю оловянные ноги.

Движения рваные, неловкие и неожиданно медленные. Странно, я совершенно не чувствую холода, только жгучую боль, что сопровождает каждое движение. Шаг – боль, шаг – боль, шаг…

– А как же я? Стой!

Тяжелое дыхание инеем оседает на лицо, холодом облизывает заледеневшие щеки и теряется в волосах.

– Э-эй! – кричу изо всех сил.

Мороз перехватывает горло, дыхание застревает где-то на полпути к легким, и я надрываюсь кашлем. Тело сгибается пополам, ноги не выдерживают, через мгновение мягкий снег принимает меня в свои объятья.

Ужасно хочется спать. Усталость покрывалом кутает плечи, мне тепло и уютно в этой белизне. Зачем куда-то спешить? Куда мне спешить?

Я почти согласна сдаться в плен зиме и остаться здесь, грязным непонятным пятном среди безукоризненной чистоты, навсегда. Напоследок приоткрываю глаза и вновь выхватываю темный силуэт неподалеку. Он ждет. Не пытается торопить или убеждать в чем-то. Кажется, терпеливо ожидает, какой выбор я сделаю.

Сдаться и получить покой или возвратиться в темный водоворот боли, страданий, предательства и продолжить мой путь в никуда? Выбор очевиден.

Встаю на четвереньки, ноги дрожат, цепляюсь синими пальцами за снег, утопаю глубже, с глухим стоном царапаю землю. Потревоженная, она недовольно хрипит под моими руками, ворчит и сильнее натягивает корку льда на расцарапанный бок.

Медленно я продвигаюсь за фигурой. Каждый раз, когда ноги отказываются идти, и я вновь падаю в сугроб, силуэт ждет. Каждый раз, когда я молю его о помощи – просто ждет!

На нем длинный балахонистый пуховик темно-зеленого цвета и рыбацкие сапоги выше колен. Силуэт не подпускает меня ближе, чем на двадцать шагов. А из-за глубокого капюшона, надвинутого на переносицу, не удается разглядеть лица.

Когда теряю счет шагам, проводник скрывается за очередным деревом и … пропадает. Словно его и не было никогда.

– Э-эй…

Тишина насмехается над моими хрипами. В панике цепляюсь за кору дерева, царапаю ладони, пытаясь удержаться на ногах, заглядываю за ствол и кубарем лечу в пустоту.

Первое, что удается выхватить из темноты – звук. Знакомый, рокочущий звук. Открываю глаза, поворачиваю голову – шоссе. Звук приближается. Догадка пронзает разум. Из последних сил я поднимаюсь и кидаюсь на дорогу. Машина!

– Сто-ой! – хриплю и махаю руками.

Надежда на спасение подстегивает кричать громче, махать сильнее.

Синяя иномарка притормаживает, стекло со стороны водителя медленно ползет вниз, немолодой мужчина хмурится, упрямо поджимает тонкие губы и… машина срывается с места.

– Стой! – кричу вслед, заламывая руки. – Пожалуйста!

Устало оседаю на кромку дороги, утыкаюсь носом в колени, раскачиваясь в стороны. Пытаюсь убаюкать надежду, заглушить разочарование, что встало комом в горле, и принять неизбежность.

– Пожалуйста… Я так хочу домой.

Странный ступор прерывает острый визг тормозов и взволнованный мужской голос:

– Девушка, с вами все в порядке?

Вздрагиваю, поднимаю глаза и не вижу лица незнакомца склонившегося надо мной. Вместо него – неясное серое пятно. Взгляд проходит сквозь мужчину, натыкается на черную иномарку, скользит по гладкому капоту вверх и запутывается где-то среди верхушек высоких сосен.

– Черт! Да ты же почти голая! – обжигающее тепло ладоней заставляет вскрикнуть от боли и отшатнуться.

– Не бойся! – незнакомец вскидывает руки. – Я тебя не обижу.

Мне хочется сказать, что я не боюсь, что хочу домой, а здесь страшно и больно, но язык не слушается – из горла вырывается натужный стон, подобный скулению.

– Твою ж мать! – присвистывает мужчина, хватаясь за голову. – Детка, какая скотина такое сотворила с тобой?