Татьяна Абалова - Петля Мебиуса (СИ)

Хочу рассказать вам свою историю. Она началась в тот момент, когда я увидел ЕЁ — худенькую девочку лет одиннадцати со смешными косичками, зелеными глазами и курносым носом. И нос, и щеки девочки были покрыты россыпью золотых веснушек, которые придавали ее лицу задорный вид. Она и была озорной. Счастливый ребенок, растущий в любящей семье. Ее родители купили соседний дом, пустовавший долгое время, и теперь обживались, разбирая завалы ненужных, брошенных предыдущими хозяевами вещей, стараясь придать жилищу достойный вид, но было понятно, что их возможности ограничены. Наблюдая за ними, я поразился атмосфере любви, окутывающей эту семью, их чуткому отношению друг к другу, счастью, лучившемуся в глазах девочки. По детскому взгляду можно понять, растет ли ребенок в любви, какое место занимает он в мире взрослых. Если вы заглянете в мои глаза, хотя я не дитя, мне уже семнадцать, вы узнаете, что любви в моей семье нет. Есть достаток, респектабельно выглядящий отец, ухоженная красивая мать, но как же было холодно у нас!

Поэтому я с наслаждением, даже с завистью, следил за этим солнечным ребенком, открывая вместе с ним неизведанное. Как можно заливисто смеяться, только подув на одуванчик, когда ласковый ветер кидает его неуправляемые зонтики назад — в конопатое лицо. Как можно ползать по траве и восхищаться красно-черным жуком, и считать его женихом божьей коровки, основываясь только на том, что у них одинаковая раскраска. Как можно придумать счастливую песню, сплетая венок из диких цветов, рассказывая в этой песне о каждом из них, придумывая историю их жизни. Как можно, не боясь окрика, выдернуть шланг из грядки и окатить себя фонтаном брызг, которые заискрятся на непокорных золотистых вихрах, выбивающихся из криво сплетенных косичек.

— Петр, профессор пришел, спускайся в кабинет, — прервал мое занятие сухой не эмоциональный голос отца, — Ты опять пялишься в окно. Тебе нечем заняться. Я могу найти тебе дело.

Как он умудряется даже вопросы задавать без выделения вопросительного знака? Не применяя оттенки голоса, без интонаций, на одной ноте. Эта бесцветность сильнее всего выбивала меня из колеи, заставляла напрячься. Хорошо хоть паника отступила, преследовавшая меня все детство, когда я не мог понять, ругает меня отец или хвалит…

Оттолкнувшись от подоконника, с сожалением кинул последний взгляд на головку девочки, склонившуюся над пойманной соседской кошкой, которую она уговаривала искупаться в корыте, стоящем тут же, наполненным согретой солнечным теплом водой. Лето. Каникулы. Последний мой год в школе. Дальше мне предстояло обучение в престижном институте и просчитанная родителями карьера. Я знал, что произойдет в моей жизни в ближайшие десять лет. Отец, наверное, знал о моей жизни на десятки лет вперед.

В доме было тихо, даже мои шаги глушились специальным покрытием полов, заказанным матерью заграницей. Она ненавидела шум, поэтому, наверное, она выбрала отца с его бесцветным тихим голосом, любой скрип мог вызвать у нее приступ мигрени. Это с детства заставляло меня двигаться бесшумно, я боялся причинить своими действиями боль маме. Недавно я понял, что это ложь, за всем этим стояла лень и праздность, а желание спать до полудня, прикрывалось якобы непереносимыми атаками головной боли ночью. Отца это устраивало.

Профессор, приезжавший трижды в неделю, уже раскрыл на столе мою тетрадь и проверял домашнее задание. Я знал, что все правильно. Математику я любил, меня занимала тайна каждой задачи, каждого уравнения, которую я должен был раскрыть. Кто сказал, что математика — это сухие цифры? Для меня здесь звучала целая симфония, с интересными переходами, переливами от знака к знаку, от цифры к цифре.

Со мной вместе в комнату зашел отец. Профессор торопливо поднялся, нервно вытер платком свой потный лоб. Он вел себя, как нерадивый ученик, увидевший директора. Нет, не директора, короля. А я был, значит, наследным принцем. Ха. Смешно. Ирен, моя подруга называла меня Принцем, в то время я встречался с ней. Красива, не глупа, лидер и обожает секс. Готова была заниматься им везде. Мне это нравилось.

После занятия с профессором меня ждал тренер по рукопашной борьбе, потом я занимался шахматами. И так каждый день, несмотря на каникулы, только менялись названия предметов. Осенью к этому прибавлялись школьные занятия. Из меня делали разностороннюю личность.

С Ирен я встречался по субботам и в дни, когда отец с матерью уезжали в столицу. Обычно мы сидели с ней в кафе, потом шли в кино или танцевать. Вечер заканчивался сексом. Обязательно. Если родителей не было, то у меня, если были — где придется.

В это утро Ирен проснулась в моей комнате, родители свалили на пару дней и должны были приехать только завтра. По легенде для матери Ирен, она была на пижамной вечеринке у подруги. Наша «вечеринка» удалась на славу. Мы испробовали все позы, отметились в каждом углу. У меня кончились презервативы, но Ирен, оказывается, держала приличный запас в футляре для очков. Должно было хватить.

Проснувшись, Ирен потянулась, как кошка, перекатилась ближе и прижалась всем телом, поглаживая кончиками пальцев мою грудь. Утро у мужчины начинается со стояка. Даже если бурный вечер закончился четыре часа назад.

После очередного марафона Ирен пошла в ванную, а я по привычке, отправился к окну, открыл шторы и высунулся навстречу последнему летнему солнцу. Моя соседка уже была на качелях, привязанных к старому дереву, ритмичный скрип сопровождался громкой считалкой. Я залюбовался ее гривой волос, которая то откидывалась за спину девочки, то летела в лицо при обратном движении качели, и этот всплеск золота завораживал меня. Тут меня обняли руки Ирен, я обернулся, а когда она потянулась к моим губам, ответил на поцелуй. Только разорвав объятия, заметил, что солнечная девочка смотрела на нас. Ирен, поймав мой взгляд, демонстративно задернула занавески, нисколько не стесняясь нагого вида. У девочки вытянулось лицо, а у меня испортилось настроение и, после небольшой ссоры, Ирен ушла, хлопнув дверью. Так кончилось лето и мои последние каникулы.

Мы, как выпускной класс, пользовались в школе определенной поблажкой, могли позволить себе более вольную одежду, уже не скрывали, что курим. Мы с Ирен ходили, обнявшись, и даже целовались на глазах у всех. Конечно, свободного времени стало еще меньше, готовились к экзаменам. Одно удручало меня — я больше не видел соседку, гуляющей на своем заднем дворе. Стало холодно, все чаще лил дождь, но я продолжал стоять у окна, тупо пялясь в серую пустоту, не желая расставаться со своей летней привычкой. Поймал себя на мысли, что мне не хватает этой девочки, я скучаю по ней.