Ольга Гусейнова - Галактика. Принцесса и генерал

Даша выглядела не менее удручающе, с той разницей, что туфли благодаря ремешкам не потерялись.

От очередного толчка дом осел, опора ушла из-под ног, и несколько минут женщина и девочка держались за прутья, но из-за последовавшей серии толчков сорвались вниз.

— Наверх, карабкайся наверх, — просипела Майшель, из которой едва дух не вышибло, подсаживая и настойчиво спасая подопечную.

В этот раз после толчков гул не стихал, потому что вслед за ними пришла новая водяная волна. Обеих пленниц каменных развалин снесло к стене, но Майшель упорно боролась, цепляясь за выступы, тащила Дашу за собой. Неизвестно, откуда взялось столько сил у пожилой умирающей женщины, но она с завидным упрямством сопротивлялась бедствию.

— К прутьям, Даша, плыви к прутьям, на просвет… — прохрипела она, когда их начало крутить в водовороте каменного мешка.

Х’шанка все-таки вытолкнула девочку к единственному выходу из ловушки и помогла ей удержаться, чтобы не снесло напором хлещущей сверху воды. Но силы Майшель были на исходе. Она вымоталась окончательно и в какой-то момент хлебнула слишком много воды. Сознание угасало, руки отнимались… отпустили ребенка…

Теперь Даше, успевшей изо всех сил вцепиться в прутья, самой пришлось противостоять натиску воды, а обессилевшую женщину потоком увлекло вниз, в темный провал каменной могилы. Девочка не сразу заметила, что осталась перед стихией в одиночестве, а осознав, в панике закричала, отчаянно закрутила головой по сторонам в поисках спасительницы. Но вода прибывала и прибывала. Убийственная мутная масса дошла почти до горла, грозя накрыть с головой. Маленькая пленница истошно закричала. Паника захлестывала вместе с подступающей водой настолько, что исчезло все, кроме непередаваемого, не поддающегося разуму страха перед неизбежным. Даша инстинктивно подтянулась, затем, прижавшись лицом к прутьям, жадно вдыхала ускользающий воздух и отчаянно звала маму. От холодной воды судорогой сводило руки и ноги; уставшая сопротивляться девочка слабела, а в рот лезла вода, булькала в хрипевшем горле… Слов уже было не разобрать — писк, скулеж, вой…

И именно в тот момент, когда она вот-вот могла отпустить прутья, Даша увидела своего кумира: Лейс — грязный, мокрый, в оборванных у коленей штанах и синей рубашке, облепившей жилистое тело, до крови ободранный, но главное — живой!

— Киш, здесь Даша! — крикнул он, обернувшись, и схватил детскую ручонку. — Тащи рычаг, надо прутья отогнуть!

Наружу Даша лишь губы да нос могла выставить, а на спасителей смотрела сквозь заливающую глаза воду: образ Лейса волновался, подергивался плавающей взвесью. К нему присоединился полуголый здоровяк Киш, тоже в рванье и ссадинах. Парни вдвоем отогнули прутья, надавив на рычаг изо всех сил. Им потребовалось несколько долгих секунд, чтобы вызволить едва дышавшую Дашу из каменного плена.

Спасенная девочка корчилась в жестоких судорогах, откашливаясь и отплевываясь. Подвывая как щенок, ничего не соображая. Вокруг парней бурлила, поднималась мутная беспощадная вода. Наконец, несколько раз свободно вдохнув, Даша немного пришла в себя и на коленях подползла к Лейсу, вцепилась в него и приникла всем телом. Парень тяжело дышал, обнимая насмерть перепуганного, трясущегося ребенка за плечи, чувствуя, что и самого колотит.

— Надо уходить, Лейс, — напряженно посоветовал Киш, с состраданием посмотрев на измученную девочку, а потом со страхом — вокруг.

— Я к маме хочу и папе, — зарыдала Даша, цепляясь еще сильнее за спасителя.

— Где хоть кто-нибудь из посольства? Или охрана? Или… — начал Киш.

— Все там, под домом остались, а ари Майшель утонула, — всхлипнула, похоже, единственная уцелевшая здесь землянка. — Я хочу к маме…

Лейс отстранил от себя несчастную мокрую девочку и несколько раз чувствительно встряхнул:

— Успокойся! Ты нужна мне! Ты должна нам помочь!

По мокрым щекам Даши текли слезы, осунувшееся бледное личико облепили волосы, но огромные испуганные голубые глаза немного прояснились. Лейс мягко убрал мокрые пряди с ее лица, погладил, пытаясь успокоить.

— Надо уходить выше, в горы, — напомнил Киш, ероша волосы на макушке. — Иначе мы здесь…

— Понятно, — оборвал друга Лейс, не желая продолжения детской истерики. — Тогда пошли.

— Скорее, поплыли, — нервно хохотнул Киш, махнув рукой на воду, залившую все вокруг.

Даша еще крепче вцепилась в Лейса и полезла по нему выше с криком:

— Нет, нет, не хочу плавать, я не могу. Мы опять утонем, мы…

— Успокойся! — приказал Лейс. — Мы с тобой — значит, ты не утонешь.

— Я не могу, я не хочу, я…

Визг и истеричный лепет испуганного ребенка ему пришлось оборвать жестко и сурово:

— Либо ты идешь с нами, либо остаешься здесь. Одна.

Даша судорожно всхлипнула, в ужасе таращась по сторонам: они по-прежнему сидят в воде, продолжающей угрожающе подниматься! Другого пути нет. И живой, теплый Лейс — единственный островок надежды во внезапно ставшем смертельно опасным мире.

Дальше трое изрядно измочаленных ребят медленно, осторожно, тщательно выбирая, куда ступить, спустились к «большой» воде. Один раз Киш рывком приподнял девочку и, спрятав ее лицо у себя на груди, тяжело запрыгал по камням. А в это время Лейс с содроганием проверял, живы ли находившиеся в воде. Друзья не хотели, чтобы Даша видела плавающие трупы, хотя, судя по творящемуся вокруг, уберечь ее от страшного зрелища не удастся.

Из-за многочисленных препятствий и утопленников плыть с ребенком в руках было проблематично, поэтому Киш приспособил под плот остатки забора. Теперь девочка сидела на белом «настиле», прижав острые коленки к груди и обняв их руками-веточками, а парни то плыли, то толкали подручное спасательное средство перед собой.

Разрушенный город представлял собой ужасающую картину. Пару раз х’шанцы помогали выжившим сородичам, спасавшимся как придется. Даша не могла смотреть вокруг — зрелище многочисленных исковерканных мертвых тел, болтающихся среди мусора в воде, и разрушенные здания на фоне краснеющего небосвода потрясли ее настолько, что, наверное, равнодушное отупение, последовавшее за первыми эмоциями, было спасением. Она почти не шевелилась, ушла в себя и, казалось, ничего не замечала.

Обрывки густого тумана, недавно бережно укрывавшего город, висели в воздухе рваными клочьями, постепенно таявшими, становившимися более и более прозрачными и редкими. Птицы сходили с ума в небесах, усугубляя ощущение беспросветного хаоса и смерти, царивших в еще вчера прекрасном городе.

Дальше снова начался ад. По воде пошла сильная рябь. Поток резко сменил направление, и вместо прилива начался отлив, обнажая остовы домов, искореженный транспорт и деревья, демонстрируя произошедшую трагедию во всем своем безобразии и бесчеловечности. Оставшиеся в живых жители кричали: «Спасайтесь — новая волна!»