Карен Монинг - В огненном плену

Проблема в том, что я хочу сделать разрыв Джо и Риодана первым пунктом своего списка, а это глупо, потому как ничего, кроме личного удовольствия, мне это не принесет, а что касается личного удовольствия, я уже начинаю видеть паттерн: стоит мне вспрыгнуть на поезд мгновенного вознаграждения, как он так или иначе вместе со мной сходит с рельсов. Но черт побери, он ее не заслуживает! Они вообще играют в разных лигах, а когда я увидела, как они сегодня обжимались у костра, моя голова готова была взорваться!

Вторая проблема в том, что я постоянно врезаюсь в снежные наносы, а это выбивает меня из сверхскорости и напрочь лишает концентрации. Так что, раз уж мой вторичный список никуда не продвигается, а составить его для меня куда важнее, чем быстро попасть в какое-нибудь конкретное место, я выпадаю из стоп-кадра и начинаю пробираться по покрытым ледяной коркой заносам.

Вот гадство, я и забыла, как тут холодно!

На сверхскорости я вибрирую слишком быстро, чтобы это ощущать. А в замедленном варианте мое дыхание замерзает в воздухе, а глаза леденеют, как креветочный коктейль в морозилке.

Я морщусь, когда понимаю, где я: Темпл Бар, неподалеку от «Книг и сувениров Бэрронса».

Я редко хожу по этим кварталам. Пусть я сегодня в аббатстве и победила одного из самых худших Невидимых всех времен, но тишина и запустение там, где когда-то билось сердце буйной, полной крайка Темпл Бар Дистрикт, убивает мое хорошее настроение всякий раз, когда я с этим сталкиваюсь.

Я не могу забыть, какой была эта часть города раньше: народ повсюду смеется и развлекается, музыканты играют на улице, собирая мелочь, сияют фонари, тут и там — всплески разноцветного неона, и пахнет цветами, травой, и, ох, чтоб меня, потрясающими сосисками с картофельным пюре, и густым ирландским рагу, и всей той разнообразной едой, которой я уже сто лет не пробовала! Мне хватало скорости, чтобы заскочить внутрь и стащить с любой тарелки все, что я захочу. Это было самое потрясающее в мире место, где приключения поджидали за каждым углом.

А мысль о том, что до Мак всего пара кварталов и, если я влечу к ней в дверь, мы вместе отправимся зависать и убивать всякую гадость, делала жизнь практически идеальной. «Книги и сувениры Бэрронса» были моей Меккой, Мак и Бэрронс — эпическими собратьями-крестоносцами, а город — потрясным полем боя.

И я хочу вернуть свой Дублин.

Хочу, чтоб этот проклятый лед исчез.

Хочу, чтобы пабы открылись, чтобы улицы сияли от газовых фонарей, отражающихся в мокрой мостовой, чтобы люди смеялись, радуясь жизни, везде, куда я ни повернусь. Я хочу носиться повсюду на велосипеде, расследовать всякие разные дела, и чтобы мне было четырнадцать, чтобы я зависала с Танцором и боготворила девчонку, которая отнеслась ко мне как к сестре.

Угу, а люди в аду хотят ледяной водички.

И вот, застыв на секунду, чтобы всем этим загрузиться, я ощущаю спиной кончик чего-то острого и тонкого.

— Брось меч, Дэни, — говорит Мак за моей спиной.

Желудок сводит, и меня немедленно начинает тошнить. Какого черта, я что, призвала ее силой мыслей? У меня проклюнулся еще один ши -видящий талант, о котором я не знала, который до сих пор был латентным? Надеюсь, что нет! Иначе мне никогда не избавиться от Риодана! Я постоянно на него злюсь, а значит, постоянно о нем думаю. И стоит мне это осознать, как я понимаю, что получила железобетонное доказательство отсутствия у меня новой суперсилы, потому как, эй, будь она у меня, Риодан уже оказался бы рядом. Я решаю, что у меня галлюцинации от недостатка сна и вынужденной передозировки Джимми Хендрикса и «Блэк Саббат». Которая начиналась уже с половины трека того и другого.

Словно Мак действительно может подобраться ко мне сзади, а мой суперслух меня об этом не предупредит. Словно она вообще выйдет в ночь без своего МакОреола. На мне надет мой шлем, и я точно знаю, что он очень яркий. Если бы Мак стояла за мной, света было бы вдвое больше, чем сейчас.

— Ага, щас. Как будто я на это куплюсь. — Я хихикаю.

Во всем виновато мое гиперактивное воображение.

Острый кончик сильнее вдавливается мне в спину. Я замираю и медленно втягиваю воздух. Мне знакóм запах Мак, и это действительно она. А на крышах начинается сухое чириканье, нарастая, словно звук, издаваемый тысячей хвостов гремучих змей, от чего меня тошнит еще сильнее. Мне не нужно смотреть, чтобы узнать, что там. Да, Мак действительно стоит у меня за спиной, и она же притащила на буксире странный антураж. Те несколько раз, когда я встречала ее в последнее время, за ней таскалась стая Невидимых ЖЗЛ — Жрущих Зомби Личей, как я окрестила тощую касту в темных плащах, скользящую по воздуху и предпочитающую гнездиться на крыше книжного магазина. Они следовали за ней, как огромные черные вороны в ожидании сочного трупа, который можно будет расклевать.

Нет уж, это точно будет не мой труп.

Я вытаскиваю протеиновый батончик, срываю обертку и засовываю лакомство в рот, чтобы немедленно ощутить прилив энергии. Я никогда не бегу от битвы: поджать хвост и свалить не в моем характере. Проблема в том, что я знаю только два способа драться: убивать чисто или убивать грязно, — оба включают в себя убийство, если только я не дерусь с гадским Риоданом, который может выдернуть меня из сверхскорости и надрать мне зад.

Ни за что на свете я не убью Мак. Поэтому выбираю Дверь Номер Два, которой никогда не пользовалась, и бегу. Только ради нее.

Я поспешно черчу в голове план улицы и набрасываю сетку координат, насколько это возможно с учетом снега и льда. Прищуриваю глаза, максимально сосредоточившись, и делаю стоп-кадр. Ничего не происходит. Мои ноги словно примерзли к месту, и я до сих пор ощущаю спиной кончик копья Мак.

Мои суперсилы в третий раз испарились в самый неподходящий момент. Ну о-фи-геть! Что за совпадения? Какого черта это повторяется?

— Я сказала, брось свой меч.

Я шумно выдыхаю. Не потому что мне себя жалко. Жалость к себе — бесполезная эмоция. Она всего лишь продолжает во времени травму, заставляет ее существовать в вашей голове. Чуваки, вы это уже пережили. Двигайтесь дальше.

Но есть такие вещи, которые мне хотелось бы изменить, к примеру, чтобы Ро не забирала меня в аббатство после смерти мамы, не сделала меня своим личным ассасином, не научила меня убивать прежде, чем я сама разобралась, что считаю правильным и неправильным, потому что когда ты реально выясняешь свои «правильно» и «неправильно», они могут оказаться полной противоположностью тому, что ты делал, — и тогда в голове образуются те еще минные поля. Винá, сожаления — понятия настолько чуждые мне, что я даже не знаю, как они пишутся, — я почти тону в них всякий раз, когда смотрю на Мак.