Элизабет Симпсон - Обычная сказка

И имена наши – не имена, как у вас, а маленькие кусочки Пения, с помощью которых мы и призываем друг друга. Меня свои зовут вот так… – я коротко Пропела свое имя.

– Да, я слышу тебя, правда, еле-еле, на самой грани – как и твоих соплеменников… А уж воспроизвести никак не смогу! – опечалился он. – И, к сожалению, не все понимаю, о чем ты говоришь… но догадываюсь – и, полагаю, догадываюсь верно… А кто такой Старец? Он у вас главный? Кто его назначил?

Я не стала хохотать над ним и ответно вопрошать – а кто назначил речку течь здесь или солнце заходить вон там…И имеет ли дуб главенство над грибами? Он все-таки человек, и далеко не все азы нашей жизни знает и чувствует. Объяснила просто и коротко:

– Старец – это тот, кто дает нам советы и наставления. Мы слушаемся его, хоть он никогда не приказывает нам. Он был всегда и пребудет вовеки с нами.

– А если вы исчезнете?

– Нет в мире такого, что могло бы исчезнуть. Измениться – может. Иногда – до неузнаваемости. Но никогда не исчезает!

– Хорошо, с рождением разобрались…А гибнут, умирают ли ваши?

– Смерть дриады? Да, это бывает…

На немой вопрос в его глазах я с тихой печалью ответила:

– А ты думаешь – как жить дриаде, которая внезапно лишилась своего дерева?

Часть 1. Глава 6

< 06 Осень II – Adagio Molto >

– Я не могу запретить тебе!… Хотел бы, но у меня нет такого права…Поэтому ты должна знать… – слова Старца звучали тяжело, будто были замшелыми каменными глыбами в овраге, перегораживающими путь весеннему потоку… Но, помнится, поток всегда огибал их и несся себе дальше… Однако сильная тревога Старца – ведь даже свое обычное «так сказать» он почти не произносил! – передалась и мне.

– Я уже говорил тебе – общаясь с ним, ты делаешь свое тело… материальнее. Как ты полагаешь, почему вы сейчас понимаете друг друга с полуслова, будто каждый слышит мысли другого?…Он впитывает в себя часть твоей сущности, и становится чуть ближе к нам… к тебе! и это хорошо для этого человека, и для всей Мировой Гармонии, но ты при этом тоже берешь себе часть его сущности, и меняешься…

…Однажды ты просто не сможешь войти в свое дерево. Ты потеряешь часть, дающую тебе жизненные силы, дающую тебе возможность чувствовать мир. И вот тогда – и навсегда! – станешь призраком. Будешь постепенно терять способность говорить… петь.. будешь терять память, рассудок… Тело твое не останется настолько легким, как у дриады, но и не станет таким, как у человека. Ты сможешь совершать какие-то действия в материальном мире, и это станет заметно людям, но сама будешь видима только в местах, где действуют особые силы. Такие есть в старых замках и развалинах – я вам про это рассказывал…Мы не будем тебя изгонять, но ты сама уйдешь отсюда и будешь продолжать жить – сумасшедшим пугалом! – сама того не понимая, до скончания веков, или пока какой-нибудь охотник на приведения не положит конец твоему жалкому существованию.

Но это только один вариант развития событий!

Второй – и он легче для тебя –ты не сможешь выйти из дерева и начнешь врастать в него. Ты будешь заключена в нем, тело твое станет навечно с ним единым целом и пока дерево не погибнет, ты будешь жить – и одновременно – не жить – вместе с ним. Твои способности так же будут постепенно – достаточно долго, чтобы это было мучительно! – покидать тебя, и в конечном итоге ты полностью сольешься с деревом навсегда, станешь только деревом, обычным деревом…

Тоже незавидная судьба: доживать век свой, стоя на одном месте, следя лишь за сменой времен года … Однако, как правило, век деревьев короче, чем призраков, и твое бездумное существование не будет долгим и мучительным…

Но в том, и в другом случае, как ты понимаешь, ты теряешь себя…

Он замолчал, и было видно, как нелегко ему далась эта речь, как тяжело у него на сердце – все было видно по его изборожденному морщинами лицу, будто утесу, покрытому сумрачными тенями от тяжелых туч. А мне, наоборот, сразу стало легче. Стало понятно, и ясно на душе. Потому что я теперь видела все свои дороги, и видела – куда они меня ведут. Но мне не было страшно, потому что сердце мое полыхало неугасимым, огромным костром, чье пламя освещало любую из них, не оставляя места теням и сомнениям.

– Спасибо, Старец!…Ты хочешь защитить мою жизнь, мою сущность, ради Мировой Гармонии и ради меня самой! я это понимаю!… Но не могу расстаться с Ним! Если я это сделаю – результат будет таким же: я потеряю себя…

***

Он привык Смотреть, и уже видел меня почти так же, как и своих… Ну, может, чуть более прозрачной. Даже иногда чувствовал, если я молча (специально!) подходила к нему со спины и прикасалась – он ощущал мои прикосновения как легкое дуновение ветра, хотя мне приходилось прилагать немалые усилия для воздействия.

Я знакомила его с другими дриадами, если они попадались нам навстречу, и он научился видеть и их – правда, только в виде почти прозрачных силуэтов, как и меня в первую нашу встречу. Он не слышал, что они говорили, только воспринимал их эмоции – как тихое пение на грани сознания. Оно неизменно было удивленно-доброжелательным. Удивление было вполне понятным. Старцу, думаю, пришлось ответить на многие вопросы по этому поводу, заданные моими братьями и сестрами…А доброжелательным – потому что мой друг никогда не приходил в этот лес с топором или с охотничьими снастями. Я учила Его чувствовать и любить Живых, и Он был замечательным учеником в этом…

А я… я чувствовала Его нежную привязанность ко мне, чувствовала себя – маленьким зверёнышем, греющимся на ярком солнышке после череды холодных дней – так же тепло и ослепляющее светло мне было … И у меня не было мыслей, которые бы связали нашу дружбу с пугающим словом «потом»…

Часть 1. Глава 7

< 07 Зима I – allegro non molto >

А потом, в конце одного прекрасного зимнего дня (прошел почти год, как мы стали общаться), когда солнце уже приготовилось соскользнуть на ночной покой, Он пришел какой-то странной, тяжелой походкой, с опущенной головой, и, путаясь в словах и не глядя мне в глаза, объяснил, что, видимо, в ближайшем будущем перестанет сюда являться, потому что скоро женится, невеста вот в его дом приехала – пока погостить, сейчас знакомится с родителями, которые так счастливы, ведь уже давно пеняли ему, что он никак не обзаведётся семьёй, а все бегает в лес непонятно зачем, какие такие могут быть дела в лесу круглый год…Его голос звучал все громче – словно в громкости он пытался найти опору для собственных слов, и, наконец, достиг апогея в почти обвиняющем крике: «Ты и сама понимаешь – у нас с тобой ничего не может быть! ты же дух, призрак, ты – ничто! Да ты меня даже обнять не можешь!… Фактически – тебя нет, тебя вообще нет!».