Аннелия Вилль - Интриги в королевстве теней

— Конечно. Как он живым попадет в легион смерти, глупая твоя голова!

— А что делает перстень?

— Показывает мне, что время пришло и он готов. Все, как и полагается, ты при всех называешь его своим сыном, даешь ему власть, надеваешь перстень, объявляешь наследником. Ночью я призываю его, а дальше живи, как хочешь.

— А если он не будет готов?

— То в тридцать пять лет я сам заберу его, Герольс, а вместе с ним и всех представителей вашего рода, всю вашу власть и всех жителей этих земель. Ко мне в армию они, конечно, не попадут, но, поверь, моя злость будет с ними вечно. А это намного хуже. Ты просишь меня спасти их, я спасаю их, хотя они должны были умереть. Плодитесь и размножайтесь, Герольс, но если ты попытаешься спасти мальца, то умрут все, кого я спасу. Ох, а это же все твои люди. И помни, никогда ничего нельзя отдавать без выгоды для себя. Не поймут, мальчик мой, сочтут слабостью и начнут требовать. Это так, бесплатный совет!

Мужчина еще раз засмеялся и исчез. Он растворился так быстро, что само его появление здесь казалось лишь игрой воображения. Вот только что был и сразу его нет. Лишь кольцо в руке графа.

В ту ночь мы говорили о чем-то. О каких-то глупостях, о которых говорят все люди, когда им нечего делать и скучно. Со стороны могло показаться, что мы коротаем время. Но нет. Мы ждали. Спасения, знака, голоса, появления этого странного человека. Чего угодно, лишь бы хоть что-то произошло и стало понятно, что делать дальше. Единственное о чем мы не говорили — это о самом договоре.

А на утро тот белый человек исполнил уговор. В графство пришла армия. Жестокая, беспощадная и встала около замка, ожидая указаний. Это был целый легион воинов, которым не страшны раны и заклинания, которых невозможно уничтожить или остановить. Легион смерти, который мы сами призвали на собственные земли. И Герольс повел этот легион, а я видел, как смерть смотрит ему в спину, как реки крови неприятеля текут по нашим землям, как страх сковывает все вокруг и больше никогда не смотрел на ту дорогу. Лишь ночью были слышны крики, и свет пожаров озарял черное небо, как рассвет. Мне было страшно. И я чувствовал страх Герольса. А потом его страх прошел — он слишком долго пробыл с этим легионом.

— Мы разбили диких! — торжественно возвестил граф, вернувшись домой. Теперь даже слуги боялись его. — Элиот, можешь восхвалять мою смелость и отвагу. Я сам убил с десяток этих тварей.

— Они люди, Герольс, — попытался я вразумить моего мальчика. — Такие же, как и ты. У не было крова, еды и денег. Им приходилось это делать.

— Что ж, теперь их самих также нет, — ответил мне граф. — Пришло время восстанавливать земли. Помнишь, никогда ничего нельзя отдавать без выгоды для себя?

И он раздал бесплатно хлеб, с условием, что в следующем году ему вернут вдвое больше.

Для меня перемены в нем оказались настоящей пыткой. Он был холоден, расчетлив, страшен в гневе и, что самое ужасное, в нем больше не было страха. Еще и его новый друг, поселившийся возле дома корабела. Я чувствовал, что будет беда, чувствовал, но не мог ничего сделать, а лишь затаившись наблюдал. Ненавижу себя за это.

В тот день к графу прибежали его слуги. Они наперебой рассказывали о смерти друга Герольса, о хладнокровном убийстве, о жестокости. Я знал, что тот сам способен искалечить кого захочет, но нет, граф не стал слушать меня. Он помчался к дому корабела и вернулся только под вечер, весь в крови и со странным выражением на лице. Пять дней мы с ним не говорили. Пять мучительных дней я пытался понять, что произошло с моим графом. И лишь на пятый день он пришел ко мне.

— Я полюбил одну женщину, — сказал он замогильным голосом. Мне бы обрадоваться, но я знал, что снова придет беда. — Это жена корабела.

— Герольс, не надо…

— Замолчи, Элиот! Я сам знаю!

— Тогда отпусти их.

— Я забрал ее себе, — произнес граф. — А мужа и сына отпустил. Только дочь сбежала.

— Что ты натворил?

— Я убил их, Элиот, — он смотрел на меня так, будто ожидал моего прощения. Не у меня его надо просить, не у меня. — Девка украла мои записи с нашими рунами.

— Ты хранил их не в доме? — зачем-то спросил я, когда в пору было бы устыдить графа, заставить его раскаиваться о содеянном.

— Нет, в склепе отца. Я послал за ней, но легиона больше нет, а эти твари ни на что не способны.

— Они люди, Герольс! Люди!

— Вот и я говорю, не способны даже найти проклятую девчонку!

Мне было его не понять, а он перестал понимать меня. Если бы я мог уйти, то я бы обязательно это сделал. Как же я хотел сделать это. Как же молил всех богов освободить меня. И в чем я виновен, что родился таким? Что я сделал, чтобы меня так наказали?

Десять лет я молча смотрел, как мой любимый гость издевается над той женщиной. И лишь в появившемся на свет младенце появилась моя отрада. Он был так похож на отца. Того, который еще не встретился с легионом и не установил новый мир на своих землях, который хотел стать магом, постигать новые знания и отдавать всего себя другим. Я видел, как и Герольс начал тянуться к своему ребенку. Особенно, когда понял, что у него больше не будет детей.

— На нем прекратится род Делерей, — сказал как-то Герольс, отправляя сына обучаться верховой езде. Это был наш первый разговор за столько лет.

— Не обязательно, — ответил я, больше что бы подбодрить графа.

— Моя жена не способна рожать. И никто не способен родить от меня. Ты не видел, сколько их было.

— Нет, ты никого не приводил сюда.

— В знак уважения к тебе, Элиот. Порой мне кажется, что ты всегда знал, что так произойдет. Может и сейчас скажешь мне, что мне делать? Как я могу отдать легиону своего сына, когда у меня больше не будет сыновей? Эта тварь не сказала, что у меня будет всего один наследник!

От злости граф кинул вазу в стены, и мелкие осколки с звоном разлетелись по комнате.

— Я не знаю, Герольс.

— Я обязан буду передать ему власть. Отдать кольцо, назвать своим сыном и наследником и тогда эта тварь придет и заберет его у меня. Пусть забирает всех, мне уже все равно.

Никто и не заметил, как на крик графа в комнату вошла няня ребенка. Ее специально привезли с земель ирвилов, как лучшую. Она сильно отличалась от наших женщин: принимала всегда сторону графа, имела свое мнение по многим вопросам, без криков и страхов приняла меня, да и воспитание ее было лучше, чем у жены корабела. Мне даже казалось, что граф давно смотрит на нее не как на гувернантку, а как на будущую любовницу.

— А что, если наследником назвать кого-то другого? — сказал она совершенно спокойно, и только теперь я понял, насколько они с Герольсом близки. — Я не отдам этого ребенка. Он продолжение тебя. Но вокруг столько детей, которые умирают и которые будут рады, что им дадут пожить еще несколько лет, а, может, и десятков лет.