Лора Ли - Мужчина внутри

Рони сжала кулаки, как ее ярость едва не сломила ее.

— Рони, ты должна понять… — Меринас попробовала еще раз.

— Нет уж. — Рука Рони полоснула по воздуху. — Я не собираюсь это понимать. Черт, Меринас. Это моя жизнь. Ребенок будет моим. Я не позволю ему сделать это со мной. И я чертовски уверена, что не позволю ему сделать меня беременной, а затем вдруг решить, что ему снова нужна другая женщина.

Мысль о прикосновении другой женщины к Таберу заставила ее сердце заныть от боли.

— Рони, Табер не сделал бы этого, — возразила Меринас. — Вы будете под защитой, и ты, и, тем более, ребенок

Рони недоверчиво фыркнула.

— Кэллан, может, и настоящий мужчина, но я знаю о делах Табера не понаслышке, Меринас. Нет, спасибо. Никаких детей. Никакого Табера. Где я и как мне попасть домой?

— Какой дом? — раздался с порога голос Табера, полный ярости и гнева. — Твой дом сожгли дотла еще до того, как мы приземлились, Рони. Похоже, деточка, ты застряла в доме больших кошек.

— Табер! — голос Меринас звучал, казалось, издали, но шок в нем был слышен отчетливо. — Это было нетактично.

Рони не дала ему времени извиниться. Она направилась к нему, чувствуя, как злость и ярость, смешиваясь с болью, становятся такими оглушительными, что это грозит ей гибелью.

— Разве я просила тебя привозить меня сюда? — закричала она, яростно толкая его широкие, словно каменные плечи. — Посмотри, что ты наделал, Табер. Из-за тебя мое собственное тело предало меня. А сейчас какой-то ублюдок сжег мой дом, потому что меня там нет. Ты позволил им сжечь мой дом.

Она не могла поверить, не могла смириться с мыслью, что никогда больше не увидит своего дома.

Зачатие казалось чем-то нереальным. А вот дом был настоящим. Ее дом — все, что у нее осталось, когда Табер решил, что больше ее не хочет. Что ему нужен кто-то постарше или более опытный, или просто кто-то другой, а не она.

Боль была ошеломляющей. Не только физическая — мучительное возбуждение и спазмы внизу живота разрывали на части — но и душевная. Рони потеряла последнее, что связывало ее с реальностью за пределами поместья.

— Смотри, что ты наделал! — закричала она снова, пытаясь попасть кулаком в его лицо. Ярость кипела в ней, грозя поглотить.

— Боже, Рони… — он притянул ее к себе, обнимая, удерживая, пока она боролась с ним — просто потому, что уже не с чем и не с кем было бороться. — Прости, детка. Мне так жаль.

Тишина заполнила комнату. Рони изо всех сил старалась устоять на ногах. Табер прижал ее к себе, к своей крепкой груди. Но это Рони совсем не утешило.

— Отпусти меня.

Но она больше не хотела бороться.

Одной рукой он прижал ее голову к груди, другая обвилась вокруг ее талии, чтобы смягчить боль, бушующую в ее теле.

— Я только что купила новое кресло, — прошептала она. Она дрожала и боролась с истерикой. Боже, неужели ничего не осталось?

— Рони, прости, — прошептал он в ее волосы. — Я не должен был говорить тебе таким образом, детка. Мне жаль.

Она вздрогнула и отодвинулась, отошла прочь, отчаянно пытаясь погасить боль в душе. У нее не осталось ничего, что можно было бы уничтожить, ничего, что можно было бы отнять. Ничего, кроме ребенка, если только, конечно, она решится на зачатие.

— Хорошо, — резко выдохнула Рони. — Черт.

Она не знала, что сказать, что сделать. Она чувствовала себя раздробленной, ошеломленной этими слишком быстро развивающимися событиями. Ведь у нее даже не было времени передохнуть, понять и осмыслить, что случилось.

Она глубоко вдохнула, засунув пальцы в карманы халата, пытаясь справиться с паникой. Она не смогла бы избавиться от ребенка. Она была уверена, что и остальные в его семье считают, что не смогла бы. Неважно, как сильно она хотела причинить Таберу боль. С ней ведь все нормально.

А это был просто дом. Она собиралась в любом случае уйти оттуда. Этого и стоило ожидать.

Но этот маленький разговор про себя совсем не помог Рони. Она чувствовала в груди что-то наподобие опухоли, и эта опухоль ныла при мысли о доме, который она построила собственными руками.

Своими руками, своими потом и кровью она сделала его пригодным для жизни, сделала его настоящим домом, а не грудой мусора, как раньше.

— Рони, у тебя есть дом здесь и сейчас…

Голос Табера только питал ее ярость. Он был мягкий, полный раскаяния. Как будто ее боль ломала что-то внутри него. Но потеря дома была для Рони ничем по сравнению с агонией, которую она испытала, лишившись Табера год назад.

— Правда? — Она с трудом подавила в себе желание закричать. Отвернулась, но потом со злостью снова повернулась к нему лицом. — С вами, я полагаю?

— Со мной. — Лицо его ожесточилось при этих словах.

— Бедный Табер. — Она усмехнулась. — Приходится носиться со мной. Не совсем то будущее, которое ты хотел бы иметь со своей парой, да?

Он смотрел на нее, слегка нахмурившись, и в его глазах стоял холод.

— Я никогда не представлял на твоем месте никого другого. — Он, наконец, пожал плечами. Рони растерялась. — Хотя ты, судя по всему, этим точно не довольна.

И почему его так волновало то, что она не рада этому?

Куда делся мужчина, который однажды сказал, что ему нужна другая женщина? Она не понимала его поведения. До тех пор, пока гормон — или что бы там ни было — не сводил ее с ума. Но мысли о том, что это было просто воздействие, разбивала ей сердце.

— «Недовольна» — слишком мягкое выражение. — Рони была уверена, что ее улыбка отдавала холодом.

Жар внизу живота становился невыносимым, однако у нее не было намерения говорить ему об этом. Адреналин насыщал ее организм, и возбуждение все возрастало.

— Где моя одежда? — Рони отвернулась, пытаясь заглушить боль при мысли о доме.

У нее ведь не было сейчас дома, да и Таберу она нужна только до тех пор, пока он не сделает ей ребенка. И что с ней будет тогда?

Ей придется уехать, придется бежать, иначе она никогда не освободится от него.

Табер тяжело вздохнул за ее спиной.

— Я знаю, что ты боишься, Рони.

— Я не боюсь.

Она заставила себя отрешиться от горячей волны, ударившей между бедер. Потом посмотрела на Табера, зная, что в глазах ее горит гнев.

— Я зла. Так что отвали от меня, прежде чем я оторву тебе голову, как и должна была сделать, когда ты поставил на мне свою долбаную метку. Блин, где моя одежда?

Рони снова пошла в спальню, решив игнорировать Табера, который последовал за ней.

Она чувствовала его, а ведь он даже не прикасался к ней.

— Твоя одежда постирана, — сказал он, и его голос был слишком мягким, слишком напряженным. Он приблизился к ней.

— Рони, тебе больно. Так не должно было быть.

Рони остановилась у изножья кровати, отчаянно вцепившись пальцами в спинку. Внутри все болезненно сжалось. Она закрыла глаза, стараясь не поддаваться силе его голоса, не поддаваться силе того, что происходило внутри ее тела. Боже, она была так слаба. Но даже притом, что возбуждение ее было просто невыносимым, она все еще нашла в себе силы для злости. Его голос был мягким, сожалеющим, как в то время, когда они были друзьями. Напоминал ей, как сильно она любила его, и как ей было больно, когда он внезапно исчез из ее жизни.