Кейтлин Крюс - Не смогу жить без тебя

— Спящая красавица наконец пробудилась, — тихо произнес он. — Вот когда начнутся беды — так написано в сказке.

В спальне не было света, только догорал огонь в камине. Сьюсан была этому рада — в почти полной темноте нет необходимости беспокоиться о том, какое выражение ее лица.

В темноте Леонидас казался не таким уж недоступным. Не мягкосердечным, конечно, — он никогда не может быть мягким, — но все резкие и острые складки и линии сгладились. И хотя она знала, что шрамы на его мускулистом поджаром теле никуда не делись — они отпечатались навсегда, — она их тоже не видела.

Словно темнота сделала их обоих другими.

— Если ты не хочешь беды, — прошептала Сьюсан, — то тебе следовало бы отпустить меня.

— В какой-то момент, Сьюсан, тебе придется признать, что ты на самом деле не хотела уходить. — Голос Леонидаса прозвучал еле слышно, почти что прошелестел. — Зачем тогда было подвергаться таким трудностям, чтобы отыскать меня в горах Айдахо?

— Я думала, что ты этого захотел бы, — вырвалось у нее.

Когда она произнесла эти слова, то сразу поняла: если бы упал ее самолет, она хотела бы, чтобы кто-нибудь выяснил, что произошло. Хотела бы, чтобы кто-нибудь не сдался, пока правда не выплывет наружу.

Ей бы хотелось, чтобы о ней беспокоились, за нее переживали. Хоть раз.

— Я всегда получаю то, что хочу. Рано или поздно.

Вначале она была раздражена и обозлена и не желала видеть другую сторону ситуации — все заглушала ярость. Но остров постепенно сгладил острые углы, заставил много думать, даже когда она этого не хотела. Остров победил ее, как не удалось победить Леонидасу. А также придал ей смелости для нового решения.

— Всегда? — Сьюсан потянулась к Леонидасу и провела пальцами по твердому неулыбчивому рту. — Я знаю, что ты именно это говоришь себе. Но ты не всегда получаешь то, что хочешь. Не забывай — я видела тот культовый лагерь и знаю, как ты там жил. И как быстро ты покинул место, где тебя боготворили. Значит, ты не получил всего желаемого.

— В конечном результате, — Леонидас отвел ее руку от своего рта, но не отпустил, — я получаю то, что хочу.

Сьюсан хорошо помнила, что произошло с ней четыре года назад. Сначала шок, горестное разочарование, что та жизнь, к которой ее готовили много лет, исчезла, закончилась, так и не начавшись. Она смирилась, но затем воспрянула, взяла себя в руки и занялась делами.

Значит, и здесь поступит подобным образом. И если какая-то ее часть горевала о мужчине, который держал ее в объятиях, когда они танцевали на гала-приеме, теперь ничего не изменить. В конце концов, это была всего лишь фантазия. Сказка. А сейчас проза жизни: ребенок, которого она не собиралась заводить, и сложное существование с мужем, чье семейство она знала лучше, чем его самого.

У нее была волшебная свадьба с мужчиной, который потом посмеялся над ее глупыми мечтами и разрушил их. Она прожила годы вдовой, притворяясь, что скорбит по человеку, едва ей знакомому, и по любви, существующей разве что в ее голове. Она выследила и нашла незнакомца, который не узнал ее, когда увидел, и она одним поцелуем вернула едва знакомого мужа. И отдала ему свою невинность. Затем семь недель она изображала преданную жену и деловую партнершу, а сама спала в гостевой комнате одна.

Но того, что ей предстоит, она никогда не делала.

Сьюсан еще не приходилось быть его женой не на словах, а на деле. Она устала наказывать себя, устала сражаться и не была уверена, хочет ли победить.

Если он сделал так, как пожелал, заточил ее на этом острове, чтобы настоять на своем, то нет причин, почему бы и ей не сделать то, что хочет она.

Пора прекратить делать вид, что она к нему равнодушна… потому что ее тянет к нему. Он — огонь, а она — отчаявшийся мотылек, но незачем сгорать, когда можно просто погреться в его тепле.

— Результат ты можешь получить очень не скоро, — тихо заметила она, придвинувшись к нему поближе и просунув ноги между его ног. — Если вообще получишь.

У него вырвался смех, но смех был скорее предостерегающий, чем шутливый.

— Быстрее, чем тебе представляется, малышка. Это неизбежно. Так что тебе лучше смириться уже сейчас.

— Меня ты не сможешь покорить, — ответила она, и голос у нее не дрогнул. — Разве ты не понимаешь? Когда удерживаешь кого-то против воли, то можешь упорствовать в своем намерении, но никогда не покоришь.

Она прижалась к нему еще ближе, потому что это то, чего она хочет. Она слишком околдована им, и сердце у нее замирает, когда он около нее. И она уступит велению сердца.

По собственному желанию она вспыхнет и обожжется в роковом пламени, и это будет продолжаться, пока он не устанет от нее и от их любовной игры. А это произойдет — она знает.

Сьюсан прижалась к нему в темноте и скрепила свое гибельное решение единственной печатью.

Поцелуем.

Леонидас, убрав мобильный телефон в карман, направился к бассейну во внутреннем дворике.

— Судя по твоему виду, клетка делается все более уютной с каждым днем, — сказал он, глядя на Сьюсан.

Она сидела в шезлонге, набросив поверх платья широкую шаль и выставив голые ноги, грелась на солнце и читала книгу. Светлые волосы были убраны в привычный узел на затылке. Выглядела она… потрясающе. Вообще-то она всегда так выглядела.

Можно ли желать ее еще сильнее? Леонидас спрашивал себя об этом каждый день. И каждую ночь.

— Уютно или нет, но клетка остается клеткой, — ответила она почти шутливо, словно все, что с ними происходит, — это шутка, розыгрыш.

Но Леонидасу было не до шуток. Он все еще был вне себя от гнева после последнего телефонного разговора, но при виде жены ему стало чуть легче. Глядя на нее, он подумал о том, что не важно, кто действовал против него и почему, раз именно она спасла его.

Она — вот что важно для него. Сьюсан и ребенок, которого она носит. Только это имеет смысл. Он найдет способ вернуть тот лучистый свет, который замечал в ней лишь иногда, обычно когда они лежали, обнаженные, в объятиях друг друга. Он, черт его подери, даст ей счастье. Он ведь всегда добивался успеха в том, чем занимался. И с ней тоже добьется.

Сьюсан хотела сохранить в себе часть, не затронутую им, но он не может с этим мириться. Он переждет, преодолеет ее упрямство, хотя ему все труднее и труднее выносить сопротивление Сьюсан.

Ему нравилось, что прекратилась игра в отдельные постели. Она перестала уходить от него в гостевую спальню каждую ночь. Теперь всю ночь она спит в его комнате. Она перестала демонстрировать ледяное молчание и закипающий гнев.

И она отдавалась ему с таким жаром и жадностью, которые могли бы полностью умиротворить его.

— Я твой муж, а ты моя жена, — сказал он ей в ту первую ночь, когда она не убежала от него после того, как довел ее до полного изнеможения. Он отнес Сьюсан в туалетную комнату, опустил в огромных размеров ванну в проеме арочного окна, из которого было видно море. — И я совершенно не намерен впредь пробираться по холодному коридору к собственной жене, когда хочу ее видеть. Я не сторонник раздельных постелей и против всего того, что нам с тобой мешает, даже чертовой ночной рубашки. Надеюсь, мы наконец-то в этом едины.