Мейси Ейтс - Чудовище в плену красавицы

— Не хватило времени. Как бы ты к нему ни относился, я надеюсь, ты понимаешь, что я сильно его люблю.

— Любовь важна только для тех, кто любит, — медленно произнес он, думая о жене. Газетчиков не волновало, что Адам ее любил. Они вечно изводили Ианту, вечно стремились раздуть скандал. — Больше любовь никто не ценит, — с горечью добавил он.

— Расскажи мне о своих планах. Раз уж я в них участвую.

— Я намерен держать тебя рядом, а потом представить миру как свою фаворитку.

Белль оцепенела.

— Как кого?!

— Фаворитку. Повторяю, меня не видели с момента аварии. Когда снимки опубликуют, мне придется выйти из добровольного заточения. И выбрать для этого правильное место и время — грамотный политический прием.

Адам продолжил поглощать пищу. В том, как он управлялся с едой, было что-то варварское. Белль совсем по-другому представляла себе принцев. Но когда он рассказал о затворничестве, все вдруг встало на свои места. Адам жил в замке практически один, ни перед кем не отчитываясь, ни перед кем не рисуясь.

Конечно, она ожидала несколько иного от человека, который лишил ее свободы из-за пары фотографий.

Да, он предупреждал, что ему понадобится ее красота. Итог его рассуждений не должен был ее шокировать.

Но изображать фаворитку?.. Это старомодное понятие вызывало некоторый диссонанс. Да и кто ей поверит? Белль понятия не имела, как играть соблазнительную особу. Или, по крайней мере, скромную кокетку.

Они с Тони познакомились во время учебы, и, если бы он не наведывался ежедневно в университетскую библиотеку и не переставал спрашивать, что читает Белль, они бы никогда не начали встречаться. Только благодаря его настойчивости у них состоялось первое свидание.

Тони, Тони… Он, наверное…

— Нет, я на это не пойду, — твердо проговорила она.

— У тебя нет выбора. Ты согласилась стать моей пленницей, терпи теперь.

— Но… нельзя, чтобы весь мир принял нас за пару!

Адам провел пальцами по ее скуле, оставляя на коже огненный след.

— Можно, — сухо ответил он. — Я знаю, для тебя это будет крайне унизительно.

Адам неправильно ее понял, но что-то объяснять ему не было смысла. Он все равно не изменит своего мнения.

— Я и не подозревала, что тебе будет трудно найти девушку, готовую выполнить любую просьбу принца.

— Таких, как я, с большим состоянием и властью, довольно много. Но не у всех из нас больное чувство юмора и искалеченное лицо.

— Значит, ты хочешь, чтобы я сыграла твою девушку? — напрямую спросила Белль.

— И не только. Я представлю тебя своей возлюбленной, так что никаких выходок. Или придется заняться твоим отцом.

Белль почувствовала себя беспомощной. Как настоящая пленница.

— У меня есть парень.

Как будто факт существования Тони мог остановить Адама.

— Больше нет.

У нее екнуло сердце.

— Но ты не можешь меня заставить порвать с ним!

— Да и не надо. Все равно поговорить с ним ты не сможешь. Такой сценарий даже лучше: он бросится к СМИ с упреками в адрес бывшей девушки, которая променяла его на это… — И он показал на себя.

— Ты хочешь меня унизить? Из-за отца?

— Нет, — резко ответил он. — Я хочу вновь вернуть внимание общественности. — Адам мрачно засмеялся. — А это весьма непросто. И будь я проклят, если позволю себя жалеть. Или презирать. Когда я войду в зал и предстану перед светом, все будет так, словно я его и не покидал. Да, сейчас мне страшно, но меня будет сопровождать красавица, и народ решит, что я вернусь на трон с той же легкостью, с какой затащил тебя в постель.

— А когда вечеринка закончится?

— Тебя отпустят, само собой, — небрежно ответил Адам. — Сочинят легенду о нашем расставании. За такой короткий срок мне бы все равно не удалось обзавестись семьей. Но когда-нибудь точно обзаведусь. Когда насыщусь десятком-двумя красоток вроде тебя.

Его самоуверенность должна была разозлить Белль. Но ее вдруг бросило в жар.

— Мне нужен телефон, — с силой произнесла она, думая о Тони. Стараясь думать о Тони.

— Увы.

— Но я согласилась на твои условия!

— Ты же не гость, а пленница. Без моего позволения ты не сможешь ни с кем связаться. Твой отец — паразит, низшая формы жизни, а я не знаю наверняка, вдруг ты тоже фотограф, и вдруг, при удобном случае, ты поступила бы так, как он. Знатная получилась бы уловка, а?

Белль это даже в голову не пришло.

— Вообще-то я без пяти минут магистр по литературе.

— И что же ты будешь делать с таким образованием?

— Учить других. Я не осуждаю отца, но и по его стопам не пойду.

— И вот ты здесь! — Адам широко раскинул руки. — Это называется, не по его стопам?

— Спасибо, я наелась, — буркнула Белль, покосившись на едва тронутое блюдо.

— А я еще нет.

— Я пойду в свою комнату.

— Пойдешь, когда я закончу. И советую тебе доесть, больше я предлагать не буду.

— Я действительно сыта.

— Меня не устраивает вариант отправиться на вечеринку с высохшей мумией. Платье должно идеально облегать твои женственные формы.

Белль вспыхнула:

— Какое ты имеешь право распоряжаться моими формами?! Они тебе не принадлежат! Я сыграю для тебя этот спектакль, но к моему телу доступ ты не получишь.

Адам поднялся и подошел к ней. Затем наклонился и кончиками пальцев провел по ее щеке. Девушка, как завороженная, уставилась на его лицо. На его кожу в рытвинах, на опущенный уголок рта, на шрам, пересекавший правый глаз. Белль поняла, что шрам не испортил его зрение. Адам все видел. Адам видел ее насквозь: и лихорадочное течение крови по ее венам, и бешеный стук ее сердца.

— Для меня не существует запретов, — ласково произнес он. — Запомни это раз и навсегда.

— Я же говорила…

— У тебя есть парень? Прекрасно. Но я запер тебя в своем замке, Белль. Как думаешь, меня может волновать твоя личная жизнь?

— Учитывая, что… — Она нервно сглотнула. — Что за сорок восемь часов у тебя появилось двое заключенных, ты вряд ли переживаешь о бойфрендах.

— Правильно. — Адам снова опустился в кресло, и ей заметно полегчало. — Знаешь, а ведь это прелюбопытнейшая вещь! У тебя все отнимают, ты сужаешь свой мир до пределов дворца, и вдруг появляется столько времени на размышления.

— Вижу, ты прошел свой собственный путь а-ля «Есть, молиться, любить» [3] «Есть, молиться, любить» — книга мемуаров американской писательницы Элизабет Гилберт. и просветлился, — заметила она.

— Не совсем. Просто я много думал о том, что ценно, а что нет.

— И что же для тебя является ценным?

— Выживание в этом мире. Больше ничего. За то, как ты живешь, тебя не наградят, Белль. Помни об этом.

— У тебя хватает наглости высказываться о профессии моего отца, и в то же время ты говоришь, что нравственность не имеет значения?