Чертова Кукла - Тебе все можно [СИ]

— Надо взять себя в руки, — произнесла вслух, но веры в свои силы больше не стало.

Я закрыла глаза, думая о том, где сейчас мой брат. Несмотря на семилетнюю разницу в возрасте и мое над ним опекунство, у нас были весьма доверительные отношения. Точнее, так было до того, как я начала жить с бывшим парнем, Сережей. Роман между нами завертелся довольно быстро: мужчина приехал в наш город по работе и искал квартиру на длительный период, я показывала ему подходящие варианты. Выбор, кстати, весьма достойный, он сделал быстро, и в тот же вечер позвал меня в ресторан, а потом попросил показать город. Мы мотались по весенним проспектам всю ночь, пили шампанское из горла, стоя на берегу реки, дурачились и вели себя словно дети. С Сергеем было легко и уютно, я чувствовала себя счастливой как никогда ранее, и, глядя в его глаза, таяла словно мороженое. Хмель кружил голову, взгляды становились многозначительными, молчание — томным, и я, совершенно естественно, оказалась в его новой квартире. Впрочем, для меня это естественным не было, строгое отцовское воспитание заставляло когда-то краснеть даже от слова «секс», но в тот момент мне казалось, что я в нужном месте и в нужное время, и впереди нас ждет только счастье, одно на двоих.

Влюбленной дурочке, коей я была, простительны такие мысли, а так же розовые очки, по вине которых я не замечала очевидных вещей. Я ночевала у него, переместив часть гардероба, готовила ужины в его рубашке, и каждую ночь отдавалась словно в последний раз. Он оказался умелым и нежным любовником, знал, когда нужно промолчать, а когда — сказать подходящую фразу, одним словом — идеал.

Плюсы перевешивали минусы, и их было, на мой взгляд, весьма мало: раз в неделю он улетал в родной город, и в это время его телефон был выключен. Когда ему звонили по скайпу, Сергей всегда выходил в другую комнату и запирал дверь, объясняя это тем, что его начальство жило в другом часовом поясе и им ни к чему было знать, чем занимается в свободное время их сотрудник. Он не разрешал выкладывать совместные фотографии, все так же ссылаясь на свою работу и повторяя, что счастье любит тишину.

Папе Сережа сначала понравился, в отличие от Игоря. То ли брат ревновал меня, то ли понимал в людях побольше моего, но именно он спустя полгода открыл мне глаза на личность человека, с которым я провела столько времени бок о бок. Сергей был женат, полтора года назад у него родилась дочь, с супругой разводиться он не собирался, впрочем, как и рассказывать мне правду. Когда все вскрылось, мужчина пожал плечами и просто заявил:

— Тебе же было хорошо со мной, так?

Сначала мне хотелось отомстить, сделать ему так же больно, как минимум, рассказав жене о похождениях ее ненаглядного, но увидев в соцсетях снимок дочери, безумной похожей на своего отца, я закрыла страницу, удалила номера и решила больше никогда о нем не вспоминать.

Я закрыла глаза, надавив на веки пальцами, словно пытаясь таким образом остановить слезы. Следом некстати накатили воспоминания об отце, и тут уже я не смогла сдержать рыданий.

После расставания с Сергеем я вернулась домой, ощущая себя девяностолетней старухой, развалиной. Ночами моталась по квартире, страдая бессонницей, а потом лежала в кровати, встречая осенние рассветы. На работе я и так была не самой общительной личностью, но дома обычно все выглядело по-другому. Мы вели с отцом и братом откровенные беседы, и если бы все продолжалось так и дальше, я бы раньше заметила изменения, проявившиеся во внешности и поведении отца. Лицо его стало серее, он перестал есть дома, и, как выяснилось позже, на работе тоже. Когда силы совсем покинули его, и папа упал на работе в обморок, скорая помощь увезла в раз постаревшего мужчину в КДЦ, откуда спустя пару дней мы узнали страшный диагноз: рак желудка, четвертая стадия, метастазы. Я не могла поверить, что ничего нельзя изменить, что все те деньги, которые отец зарабатывал, будучи председателем совета правления директоров банка и имея там акции… все это было бесполезно. Не зря говорят: здоровье не купишь.

Мы с Игорем искали клиники в Германии и Корее, но ответы пришли уже после того, как отца не стало. Десять дней он пролежал в больнице, мы с братом не отходили от него. Вечером, словно чувствуя, что это наш последний разговор, отец взял меня за ладонь и начал говорить. Я слушала его, торопливо стирая бегущие по щекам слезы, и пытаясь запомнить каждое слово. Он наставлял меня, просил приглядывать за братом, а главное — не встречаться с мудаками. Тут я рассмеялась, шмыгая носом, и поклялась, что жизнь свою свяжу только с тем, кто понравится ему.

Отец вымученно улыбнулся и сказал:

— Я попрошу приглядывать за вами, чтобы не натворили дел.

— Кого? — удивилась я, но тут вошла медсестра с обезболивающим уколом, и беседа сама собой прекратилась. Поцеловал папу в щеку, я вышла в коридор, а утром нам позвонили из больницы и сказали, что его не стало.

Вспоминать те дни было безумно больно, поэтому разговор о том, что отец не оставил нас без присмотра, совершенно вылетел из головы. Теперь же, вспомнив эту фразу, мне оставалось надеяться, что этот человек (или люди) сможет найти и вызволить меня из плена.

Когда Собачья Морда в третий раз появилась передо мной, я тихо попросила:

— Дай мне воды, я очень хочу пить.

Он молчал минуту, по привычке слепя фонарем и скрываясь за обратной стороной света, после чего развернулся и ушел. Я удивленно вцепилась в прутья решетки, до боли вглядываясь во тьму. Его не было долго, и постепенно вся надежда на то, что я смогу утолить жажду, исчезала. Горько усмехнувшись, я плюхнулась на ящик, натягивая платье как можно сильнее на ноги.

«Лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас», — мелькнуло в голове, и я в этот момент всерьез задумалась, а не обломать ли мне ему весь кайф и сдохнуть прямо здесь. Вот будет неожиданность…

Мои мысли прервало повторное появление маньяка. Что — то было в его правой руке, что-то, похожее на тарелку. Я подалась вперед, но, все еще оставаясь на безопасном расстоянии, так, чтобы он не смог схватить меня, просунув руку через прутья.

Поняв, наконец, что он несет, я перевела на него недоверчивый взгляд и спросила шепотом:

— Что это?

— Вода, — ответил он мне и положил собачью миску, до краев наполненную жидкостью, к себе под ноги.

Вся ирония заключалась в том, что я не могла затащить посуду в клетку, не наклонив ее и тем самым не расплескав содержимое. Оставалось только либо черпать воду ладонью, либо по-собачьи лакать, стоя на четвереньках, потому что иного не позволяла длина оков.

Зажмурившись и стиснув зубы, я сцепила кулаки, чувствуя, как наполняюсь гневом.

— ПЕЙ! — вдруг заорал он, ударяя чем-то по прутьям решетки и пиная в мою сторону миску.