Дженни Лукас - Такое простое счастье

Летти смотрела на все это с изумлением. Популярные пляжи в Хэмпстоне и даже вокруг Фэрхоулма всегда были забиты людьми в такой теплый сентябрьский день. Но этот пляж был пуст.

– А где все?

– Я тебе говорил – на вилле, готовятся к вечеринке.

– Но… должны ведь быть хоть какие-то туристы?

– У нас нет гостиницы. Туристы едут на Корфу. А здесь… мы – одна большая семья, все знаем друг друга. Каждый – друг или родственник, или друг родственника.

Да, этот остров – совершенно иной мир. Летти окинула взглядом уединенную бухту, пляж с белым песком и синее Ионическое море.

– Здесь восхитительно.

– Но тебе не хватает Фэрхоулма, – заметил он.

Летти опустила голову.

– Прошло десять лет. Это глупо.

– Мне тоже его не хватает. Помнишь пляж в Фэрхоулме? Сплошные скалы, – сказал Дариус.

– Да. А цветочную поляну помнишь, где ты научил меня танцевать?

– А пруд, где я ловил лягушек, а ты давала им имена и хотела забрать в дом?

– А какие яркие были листья на деревьях осенью… А помнишь, как мы катались на роликах по коридорам…

– А тайный ход за библиотекой – ты там пряталась, когда на что-то обижалась. – Дариус засмеялся. – А в розовом саду твоей мамы меня застукали, когда я в первый раз закурил. В первый и последний.

– А как миссис Поллифакс ругала нас за грязные следы на чистом полу кухни? – Летти улыбнулась. – И она всегда давала нам молоко с булочками после того, как мы за собой убирали. Но ты не очень-то ловко управлялся со шваброй и тряпкой.

– Для нас это была игра.

Они стояли на пустынном пляже и улыбались друг другу, но у Летти улыбка скоро исчезла.

– Мы никогда больше не увидим Фэрхоулма, – сказала она.

Дариус внимательно и долго на нее смотрел и вдруг начал разуваться.

– Море должно быть теплое. – И, нагнувшись, расстегнул ей сандалии.

Они шлепали по воде и брызгались, вода касалась щиколоток и коленей, задевала подол платья. Летти захотелось зайти поглубже, даже поплавать, чтобы ее тело омывали волны, чтобы почувствовать себя невесомой. Дариус обнял ее. Вокруг – море, никто их не видит, только парящие в небе птицы. Они целовались под горячим греческим солнцем на берегу синего моря, под синим небом. Он гладил ее по обнаженным плечам, соленые морские брызги попадали на кожу и волосы.

Сколько времени прошло? Может, час, а может, несколько минут. Начинался прилив, вокруг ног поднимались волны.

– Летти, дома, где мы с тобой жили в юности, возможно, нет, – прошептал он. – Но мы есть.

Полуденное солнце ореолом сияло вокруг его темных волос. И в эту минуту Летти поняла, что случилось худшее. Это рок. И случилось быстрее, чем она могла ожидать.

Она любит его.

Мужчину, каким он был.

Мужчину, какой есть сейчас.

Мужчину, каким мог быть.

С той февральской ночи, когда они зачали ребенка, Летти убеждала себя, что он безвозвратно изменился, что она ненавидит его, что он навсегда потерял ее любовь.

И все оказалось ложью.

Она не переставала его любить, даже когда боль раздирала душу. Да и как могла разлюбить? Он – ее любовь на всю жизнь.

Дариус вздохнул:

– Нельзя опоздать к собственным гостям. Вернемся на виллу. – Поцеловав Летти в голое плечо, он шепотом пообещал: – Мы закончим это попозже, миссис Кириллос. Жду не дождусь, чтобы лечь с тобой в постель.

Они вернулись на пляж и стали подниматься вверх на гору. Летти оступилась, и Дариус поддержал ее.

– Не ушиблась?

– Нет. – Летти старалась не заплакать. Но знала, что плакать ей еще предстоит.

Всего один день, как она замужем, а сердце уже потеряла.

Дариус чуть не задохнулся, когда Летти появилась на террасе. Она была необыкновенно красива, ему казалось, что она плывет по воздуху в белом длинном платье.

Платье не скрывало ее полных форм, материя оттеняла кремовую кожу, карие глаза светились, в длинные волосы были вплетены ярко-розовые цветы.

Три сотни людей на террасе одновременно захлопали и восторженно закричали.

У Дариуса сердце подкатило к горлу.

– Ты великолепна.

– Спасибо. – Она застенчиво улыбнулась.

Дариус боялся дотронуться до нее. Она слишком желанна, и он не был уверен, сколько еще искушений вынесет его самообладание. В другой ситуации он бы сказал всем убираться к черту и отвел свою новобрачную прямиком в постель.

Но тут его семья, жители его деревни. Как он может проявить грубость, отказаться от теплого приема, который они оказывают его жене?

А тело ныло и болело от напряжения и желания, и он не мог думать ни о чем другом. Хорошо, что на нем длинный просторный пиджак и широкие брюки – не то бы вся деревня весело обсуждала, как он сильно любит свою новобрачную.

Вечеринка удалась: музыка, танцы, много вина и угощения, приготовленного руками женщин его семьи и односельчанок. Когда Летти сказала, что собирается научиться говорить по-гречески, то ее тут же окружила целая толпа, и все начали громко и радостно кричать. А когда Дариус перевел ее слова тетушке Иоанне, то пожилая женщина приподнялась на цыпочках и расцеловала Летти в обе щеки. Его семья полюбила Летти.

Тетя Иоанна ушла спать в полночь, вскоре ушли пожилые сельчане, но узо [8] Узо – греческая водка. лилось рекой под грохот музыки, так что родственники помоложе и деревенская молодежь остались веселиться и танцевать. Лишь когда закончилась выпивка, а музыканты уснули прямо за инструментами, последние гости поняли, что им тоже пора.

Наконец Дариус и Летти остались одни на празднично украшенной террасе.

Не говоря ни слова, Дариус взял ее за руку и отвел в спальню в самом дальнем конце южного крыла виллы. Он закрыл за ними дверь, а окна и раздвижную дверь на балкон открыл. С моря дул ветер и шевелил прозрачные белые занавески, сквозь которые лился лунный свет.

Дариус подошел к Летти, приподнял ей волосы на затылке и медленно расстегнул молнию на платье. Платье упало на пол. В тишине ночи это походило на священный обряд.

Летти повернулась к нему, в глазах отражался лунный свет. Она протянула руку и сняла с него пиджак, расстегнула рубашку. Легкое касание пальцев, ее вопросительный взгляд… Дариус поймал ее руки и поцеловал. Сердце наполнилось незнакомым теплым чувством.

Ветер шевелил волосы Летти, и розовые лепестки цветов мягко слетели вниз, словно благословляли их. Молча он уложил ее на широкую кровать.

Их любви слова были не нужны – только язык прикосновений, дарящих удовольствие и восторг.

Дариус думал, что в ту ночь в его пентхаусе на Манхэттене он достиг вершин экстаза. Но сейчас было что-то еще. Другое.

Независимо от причин, но эта первая подлинная брачная ночь была священной.

И была похожа… на счастье.