Дженни Лукас - Цена его коварства

Это было как пламя.

Эдварда Сен-Сира интересовало мое тело. Не душа, не сердце. В его объятиях не было уважения ко мне и моим чувствам. В них вообще не было чувств — лишь мощное физическое желание.

Но мой голод не уступал его. Он заставил меня забыть все — прошлое, разбитое сердце, пережитую боль. Я почти забыла, как меня зовут. Он возродил меня к жизни, раздув из единственной жалкой искорки могучее пламя. И теперь мое тело пылало.

Я обхватила его за обнаженные плечи со столь же жаркой ответной страстью — как будто это была не я, а совсем другая женщина, более смелая и отчаянная — и ответила на его поцелуй, вложив в него всю душу. Зарычав, он крепче прижал меня к себе. Его руки по-хозяйски шарили по моему телу. Он целовал меня грубо, почти болезненно. Прикусив мне нижнюю губу, он вновь требовательно проник языком мне в рот, затем медленно поцеловал подбородок, и его губы двинулись ниже, к шее… Я откинула голову. Мне казалось, что стены кружатся, будто в урагане. Кожа горела. Я зажмурилась. Я боялась открыть глаза, страшась, что, если я увижу, как мой прекрасный и самоуверенный босс целует мне шею и грудь, мой разум и тело разорвет взрывом чувств…

Его пальцы жадно мяли мою грудь, больно теребили соски сквозь тонкую ткань футболки. Я прерывисто дышала.

— Сними это, — шепнул он мне в ухо, коснувшись его кончиком языка. Волна страсти пробежала по моему телу, бросая то в жар, то в холод. Вновь наклонившись к моим губам, он прошептал: — Сними все.

Его пальцы проникли под футболку, гладили меня по животу, затем добрались до тонкого бюстгальтера, едва сдерживавшего внезапно налившуюся тяжестью грудь. Он вновь настойчиво поцеловал меня, его язык снова был у меня во рту, его руки сжимали мою грудь. Когда он с силой сдавил сосок, вожделение пронзило меня, словно током. Вскрикнув, я вонзилась ногтями в его обнаженные плечи. Желание невероятной, пугающей силы колотилось в моих венах.

— Я помогу, — шепнул Эдвард, потянув меня на массажный стол.

Вдруг я резко открыла глаза.

Я поняла, что сейчас он овладеет мной. Здесь, в бывшем доме садовника, среди спортивного инвентаря. На массажном столе. Он с удовольствием воспользуется моей невинностью с одной только мыслью: что его мучает желание, а я как раз оказалась под рукой. Очень удобно!

Он хотел не меня. Он просто хотел женщину. Он намеревался использовать меня так же, как я использовала его, придя домой голодной, хватала пакет с чипсами, не в силах дождаться нормальной еды.

Когда Эдвард с такой страстью целовал меня, прижимаясь своим нагим телом к моему, сила страсти ошеломила меня, и я погрузилась в омут собственных фантазий и желаний.

Через минуту он сорвал бы с меня одежду — или просто приспустил бы мне шорты, чтобы не возиться, — и вонзился бы в меня, рыча от удовольствия, чтобы через полминуты бросить на этом столе, как использованную вещь.

Я уперлась руками в его плечи:

— Нет.

— Что? — Он непонимающе глядел на меня.

Я толкнула его сильнее:

— Я сказала «нет».

С ошеломленным видом он отпустил меня. Мы стояли и смотрели друг на друга: я — в растерзанной одежде, он — совершенно обнаженный. Я старалась не думать, что только что готова была отдать ему и свое изголодавшееся тело, и свою измученную душу — и все ради одной лишь страсти.

Но какой страсти! Мое тело все еще дрожало от наслаждения и желания. Оно ненавидело меня за то, что я остановилась. Я по-прежнему хотела Эдварда.

Но он должен был сначала захотеть меня.

Не просто какую-нибудь женщину — а именно меня, Диану.

Пусть я не ослепительная кинозвезда вроде Мэдисон. Но это не значит, что я стану для кого-то пакетиком с чипсами, который употребляют походя, от голода.

Отодвинувшись от него, я уперла руки в бока:

— Вы — мой пациент. Есть черта, которую я никогда не переступлю.

— Черт побери! Вы что, ни разу в жизни не нарушали правил?

— Нет.

Протянув ко мне руку, он убрал пряди волос с моего лица, нежно провел пальцами по голове, по щеке, по дрожащим губам…

— Тогда вы пропустили массу интересного.

Меня все еще била дрожь. Я тяжело дышала, кровь бешено бежала по венам. Я старалась смотреть ему только в глаза.

— Позвольте мне любить вас, Диана, — тихо попросил он.

Мое сердце на секунду замерло. Затем…

— Любить меня? Вы же говорили, что не собираетесь никого любить!

Он презрительно присвистнул:

— Такого рода любовь переоценивают. Сердечки, цветочки, клятвы в вечной верности… Как будто чувство можно сохранить навек, мумифицировав его волшебным заклинанием. — Он сделал шаг ко мне. — Вы мне очень нравитесь, Диана. Я уважаю вас достаточно, чтобы считать равной себе…

— Ну спасибо, — едко проговорила я.

Он прижал палец к моим губам:

— Мы оба знаем, что должно произойти между нами. Можете делать вид, что это не так, но этим вы никого не обманете. Даже себя. — Он провел пальцем по моей шее. — Я же помню, как вы целовали меня. Вы хотите меня так же, как я вас.

— Но это не значит, что я должна идти на поводу у желания.

— Почему?

Я попыталась вспомнить. Хоть и с трудом, но мне удалось.

— Джейсон…

— Ах да! Джейсон Блэк, светоч вашей души, — с насмешкой сказал Эдвард. Затем покачал головой: — Что ж, пусть ваша душа принадлежит ему. А мне достанется тело. — Он легонько погладил меня по спине. — И очень скоро. Мы оба это знаем.

А ведь он прав, со страхом думала я. Даже в этот момент мне было трудно удержать себя, не бросившись в его объятия. Какая-то часть меня стремилась преступить черту, взбунтовавшись против условностей, подобно Эдварду. Я всегда следовала правилам — и что это принесло мне, кроме разбитого сердца и одиночества?

«Если страсть вашего патрона слишком велика, спасайтесь бегством!» — рекомендовала миссис Уорредли-Гриббли.

Все еще дрожа, я повернулась и двинулась прочь.

— Диана…

Не обернувшись, я распахнула дверь и выбежала в сырой туман сада. Я едва сдерживала слезы.

Стоило мне открыть тяжелую дубовую дверь Пенрит-Холла, как Цезарь бросился мне под ноги. В последнее время я часто гуляла с ним, тем более что миссис Макуиттер не баловала его долгими прогулками. Внезапно мне страшно захотелось бежать — все равно куда. Набросив плащ и схватив поводок Цезаря, я вышла на улицу. Овчарка радостно трусила позади.

Я направилась в сторону, противоположную спортзалу, по тропинке, ведущей к скалам. Туман превратился в холодную морось, снег падал на землю вперемешку с дождем. Завтра весь сад покроется льдом. Как сердце Эдварда.

«Есть раны, которые не тронуть рукой, — вспомнила я свои слова. — Со временем они становятся только глубже».

О боже!

Я внезапно остановилась.

Так вот почему Эдвард поцеловал меня! Не потому, что хотел меня. И не потому, что хотел женщину. Нет!