Бриджит Берд - Сейчас или никогда

И тут журналист наткнулся на портрет автора. Удивлению его не было предела. С фото на него смотрела улыбающаяся Анджела.

Тиму стало не по себе. И почему только Мэтью решил заболеть в такое неподходящее время? И почему он, Тим, не спросил у Кевина Кента имя автора, у которого предстояло брать интервью? Может, успел бы вовремя найти себе замену. А теперь было уже поздно. Тим слишком основательно проработал завтрашнюю передачу. К тому же на часах было уже два ночи, к девяти утра он приглашен в агентство Ванессы Дойл.

При появлении Тима Анджела не смогла скрыть удивления. Она снова почувствовала слабость в коленях, а кровь бешено застучала в висках. Когда она отважилась посмотреть ему в глаза, то убедилась, что и Тиму не по себе. Что там вчера говорила секретарша Сара? Про какого-то Мэттью. То ли он в отпуске, то ли заболел…

Значит, вместо него приехал Тим. И, судя по всему, он совсем недавно догадался, у кого берет интервью. Он смущен? Или напуган? А может, встревожен неприятностями с его… сестрой?

— Доброе утро, Тим, — громко произнесла Анджела. — Какой приятный сюрприз! Рада снова тебя видеть.

Она протянула ему руку. Тим улыбнулся в ответ:

— Привет, Анджела. Сегодня у нас все должно получиться.

— Мы надеемся. — Анджела скрестила пальцы на удачу и поймала на себе взгляд Ванессы, в котором явственно читалось одобрение: «Молодец, девочка! Хорошо держишь удар».

Тим начал настраивать аппаратуру, повторяя в микрофон: «Раз, два… раз, два, три». Добившись нужного эффекта, он повернулся к присутствующим.

— Готово. Все вы люди искушенные и привыкли говорить на камеру. Поэтому давайте обсудим план действий. Сначала я хотел бы задать несколько вопросов Кевину. Из тех, что мы обсуждали вчера вечером. Потом я дам слово Анджеле, как автору книги, по которой будет сниматься фильм. И в конце мы поговорим с исполнительницей главной женской роли. Все ясно?

Присутствующие согласно кивнули.

— Эротика, безусловно, влияет на настроение, — произнес в микрофон Кевин. — Она должна будоражить, лишать людей покоя. Вы когда-нибудь слышали треск дров в камине? Резкий звук, яркая вспышка, волна тепла… Так и с эротикой. Я, как режиссер, должен лишь отразить историю на экране, сделать ее объемной картинкой. Думаю, что Анджела, как автор эротического романа, со мной согласится.

— Вне всякого сомнения, — согласно кивнула Анджела. — Перед написанием каждой книги я внутренне настраиваюсь на подобные яркие вспышки. Открытый огонь пробуждает во мне совершенно особые чувства, которые я и стараюсь в художественной форме передать на бумаге. Спасибо, Кевин, за удачное сравнение.

— Удивительно. — Режиссер снял очки. — Мне кажется, что даже сейчас, когда мы обращаемся к теме тех средств, с помощью которых создается эротическое возбуждение, я чувствую напряжение в воздухе. Неужели оно исходит от аудиоаппаратуры компании Би-би-си?

При этих словах все рассмеялись, а Кевин взял Ширли за руку.

Анджела бросила на актрису испуганный взгляд, в котором сквозил немой вопрос: «Ты ему рассказала?» Ширли отрицательно покачала головой.

— Вот что я люблю в Кевине, — произнесла Ширли вслух. — Он невероятно тонкий и чувствующий человек, который черпает вдохновение буквально из любого события. С ним никогда не бывает скучно. И это тоже эротично. Клодетта из «Пурпурной орхидеи» — обычная женщина. Я рада возможности сняться в этой роли и сделаю все от меня зависящее, чтобы фильм получился как можно более эротичным. Дело не в том, чтобы часто раздеваться и продемонстрировать как можно больше обнаженной плоти. Я хочу выразить исключительную чувственность Клодетты через взгляд, движение, тон голоса. Если мне это удастся, я буду считать, что пленка потрачена не напрасно.

— Чудесно, большое спасибо всем, — произнес в этот момент Тим. — К сожалению, время передачи подходит к концу. Наши слушатели наверняка получили огромное удовольствие от встречи с такими интересными людьми. Впрочем, у меня еще есть несколько коротеньких вопросов к автору романа. — Он повернулся к Анджеле. — Слушателям интересно, что может послужить толчком к тому, чтобы вам пришла в голову идея той или иной книги? Кевин вчера вечером кое-что говорил об этом, но я не знаю, как вы отнесетесь…

— Никаких проблем, Тим, — сказала Анджела низким грудным голосом. — Я отвечу. Представьте, что два человека сидят и смотрят друг на друга. На полу лежит толстый шерстяной плед, а в камине потрескивают дрова. В пляшущем пламени очага рождается страсть, которая невольно передается созерцателям этого вечно завораживающего действа. И вот уже рука тянется к руке, а тела начинают трепетать, гореть от стремления слиться воедино. Так вспыхивает человеческая любовь. Но не всегда рядом есть человек, способный разделить твои грезы. Значит, вдохновению требуется выплеснуться на бумагу, и здесь важно поймать момент, пока собственные эмоции еще не остыли…

Едва интервью закончилось, как Тим побросал в кофр свои микрофоны, схватил Анджелу за руку и потащил к выходу. Двери лифта были открыты. Тим почти бегом провел Анджелу по коридору и втолкнул в кабину. Словно во сне она наблюдала за тем, что он делает. Тим нажал кнопку. Створки сомкнулись с едва различимым шорохом.

«Почему мы едем наверх? — думала Анджела. — На восьмой этаж? Там только зимний сад, где проходят вечеринки. И подсобные помещения…»

Но в этот момент она перестала о чем-либо думать, потому что Тим прижал ее к стене и страстно приник к ее губам. Анджела почувствовала, как ее охватывает возбуждение. Она хотела Тима. Сейчас же, не сходя с места. Все остальное перестало существовать.

— Ты так внезапно взял и исчез, — проговорила она, подставляя Тиму лицо.

— Я все объясню, — бормотал он, — только не сейчас. Мне так тебя не хватало все это время…

Анджела прижалась к нему всем телом, скользнула ладонями под рубашку, попыталась расстегнуть молнию на его брюках. И в этот момент лифт остановился. Мигающая цифра показывала, что они приехали на восьмой этаж.

Тим отреагировал мгновенно. Прежде чем створки лифта разъехались в стороны, он нажал на «Стоп». Загорелась красная кнопка. Лифт замер, но двери не открылись.

Свет погас, и теперь замкнутое пространство освещалось лишь тусклым огнем аварийных лампочек, расположенных под потолком. Анджела, прежде обожавшая заниматься любовью при полном освещении, сделала для себя открытие: если нельзя увидеть практически ничего, начинаешь острее чувствовать запахи и придаешь большее значение звукам. И она наслаждалась, слушая учащенное дыхание Тима, его сосредоточенное сопение, когда он расстегивал пуговицы на ее костюме и блузке. Ей понравилось, с каким тихим шелестом упала юбка, как вслед за ней, вытерев стенку лифта, полетел дорогущий пиджак, купленный под руководством Ванессы, как шлепнули по истоптанному полу босые ступни Тима (и когда он только успел сбросить ботинки?), как лязгнула тяжелая пряжка ремня, стукнувшись о металлическую дверь. Подумать только, прежде ей не приходилось обращать внимание на то, как скрипит серебристая обшивка кабины, если на нее навалиться — о, даже не всем телом, а двумя телами! — в страстном объятии! Ни в одном из романов преуспевающей писательницы не было ни слова о том, как жалобно трещит под напором нетерпеливых пальцев тонкое кружево бюстгальтера, с каким беспомощным отчаянием разлетаются в стороны крохотные крючочки, вырванные с мясом, потому что они застегиваются так хитро, так качественно, — спасибо Ванессе! — что их нет никакой возможности разомкнуть с первого раза. Потому что руки влюбленного, жаждущего наслаждения мужчины немного дрожат, а пальцы путаются в этих никому не нужных излишествах дамского туалета…