Мария Кокорева - Коллекционер (СИ)

И тут же почувствовала сильные мужские руки на своем теле. Он поднял меня и перенес на кушетку, стоявшую в углу. После этого я перестала что-либо анализировать, полностью захваченная ощущениями.

Жадные поцелуи смешиваются с тихими вздохами и громкими стонами. Разгоряченные тела не знают норм и приличий, сменяя позы в безудержной жажде удовольствия. Начисто забыв о праведности, впервые в жизни отдаюсь наслаждению с такой беззаветной страстью, что принимаю грубость и нежность своего любовника с одинаковым восторгом.

Данила не соврал, он, будто знал все мои мысли и желания, воплощая в жизнь самые порочные фантазии, в которых я боялась признаться даже самой себе.

Чувственные ласки и жёсткие прикосновения сменяли друг друга, заставляя пламя бешеного желания растекаться по всему телу. Я кричала, царапалась, извивалась, чувствуя глубоко внутри резкие толчки напряженной плоти. Данила двигался, задавая ритм, сминая мои губы властными поцелуями, а я могла лишь подчиняться, мечтая, чтобы эта пытка наслаждением никогда не закончилась. Мы будто дикие звери не могли насытиться друг другом, едва закончив, вновь начиная древний, как сама жизнь, ритуал.

Он был неутомим, раз за разом доводя меня до оргазма языком, губами, а потом, раздвигая мои ноги и жестко проникая до упора, заставляя умолять о пощаде и одновременно желать большего.

После той ночи я не могла уйти, даже если бы и захотела. После такого не уходят…

Мы почти постоянно занимались сексом, самым потрясающим сексом за всю мою жизнь, а после обеда, когда я чуть приходила в себя, Данила рисовал меня.

Я сгорала от неизвестности, лежа на белоснежных простынях, перекинув тяжелую гриву волос через плечо. Абсолютно нагая, сходившая с ума от любопытства, ведь художник запрещал мне видеть портрет до полной его готовности.

Однажды, готовясь ко сну, стоя перед огромным во всю стену старинным зеркалом, я почувствовала, как сильные руки обвивают меня, развязывая тесемки халата. Улыбнувшись отражению Данилы, я зачарованно наблюдала, как он освобождает от одежды мое тело, жадно лаская шелковистую кожу.

Моя… - прорычал, поглаживая напряженные соски, скользя руками вниз к плоскому животу. Я действительно была его - с припухшими губами и растрепанными волосами, податливая и готовая на все, будто марионетка в опытных руках кукловода.

Когда я увижу портрет?

Скоро.

Скажи мне, хоть в каком стиле ты рисуешь? – простонала, когда умелые пальцы коснулись моей возбужденной плоти, и, откинув голову на плечо Данилы, наблюдала в зеркало за этим эротическим действом. Скромность? Стыд? Я уже давно позабыла эти слова, научившись всецело отдаваться похоти. Осторожно поглаживая влажные складки, заставляя меня кусать губы от удовольствия, он ответил:

Прерафаэлитизм, ты будешь моей Леди Годивой, - я вскрикнула, когда его пальцы, нежно лаская, легли на мой клитор. Встретившись взглядом с Данилиным отражением, я только сейчас заметила, как потемнели его глаза, став практически черными. В полутьме комнаты я напряженно вглядывалась в мужское лицо, по которому пробегали неясные тени. Заметив это, Данила резко повернул меня к себе лицом, закрывая рот поцелуем, но я отстранилась, испуганная тем, что только что увидела.

Кто ты?

А ты как думаешь?

Дьявол?

О нет, куколка, я всего лишь барон.

Барон? Но твои глаза… в зеркале… причем тут титул?

Барон Самеди. Всего лишь скромный помощник ее Величества Смерти.

То, с каким спокойствием он это говорил, убедило меня в абсолютной серьезности мужчины (если его вообще возможно было назвать таковым). В глубине души я давно подозревала, что простой смертный не может быть столь неутомим и вынослив. Пусть я и не решалась озвучить свои мысли, понимая, насколько они нелепы, но за последние несколько месяцев частенько возвращалась к ним.

Самеди? Но это же что-то из религии Вуду, ты-то какое имеешь к этому всему отношение?

Вспомни, где путешествовал этот болван. Гаити. Я думал, ты умнее, куколка.

Этот болван? Так ты… ты… Нет, ты, видимо, смеешься надо мной! - я попыталась вырваться из сковывающих объятий, но не тут то было. Лицо Данилы вновь потемнело, а глаза стали черными, будто угли.

Ты правильно поняла. Сопляк захотел всемирной славы и признания в обмен на свою душу, естественно. Кто ж знал, что он умрет от тропической лихорадки, через две недели? И тогда я решил развлечься, - я до конца не могла поверить в правдивость слов, но изменения в лице Данилы, которым позавидовали бы любые спецэффекты из фильмов ужаса, убеждали меня, что это правда. Хорошо, что я редко поддаюсь эмоциям, пытаясь найти логическое объяснение всему происходящему, но даже мои нервы не выдержали. Меня начало знобить, я медленно выдохнула, стараясь не поддаваться панике.

И… А что же теперь будет со мной? Ты убьешь меня?

С чего ты взяла? Зачем мне убивать столь желанную смертную? Я дорисую твой портрет, и ты навечно останешься в моей коллекции… Вернее, твоя душа, - хладнокровие, с которым были сказаны последние слова, повергли меня в шок.

Зачем тебе моя душа? Зачем убивать меня?

Да что ты заладила про убийство! – раздраженно бросил мужчина, окидывая меня ледяным взглядом. - Я предлагаю тебе вечную жизнь. Я запечатлел твой лик на холсте, а когда закончу, ты будешь навечно принадлежать мне. Только подумай: вечно молодая, неподвластная времени и смерти. Я сохраню тебя, ты станешь жемчужиной моей коллекции.

Так все остальные картины… Это женщины, живые женщины, которые заперты там?

Я всегда знал, что ты умная девочка.

А… а что будет, если я откажусь?

Хм, дай-ка подумать… Что случается со смертной, которая рискнула разделить ложе с демоном? – Данила, если я теперь вообще могла его так называть, притворно закатил глаза, будто, и правда, задумался, - Ты умрешь. Медленно и мучительно. Сойдешь с ума, продолжая желать меня, понимая, что ни один мужчина не сможет дать тебе того, что даю я.

Проклятие, он был прав! Я понимала это даже сейчас - одна мысль о разлуке с любовником отдавалась болью во всем теле. Данила тем временем сжал мое лицо в своих ладонях и прошептал:

Но я не позволю этому случиться. Жаль, если такая изысканная красота пропадет. Я сохраню тебя для себя, навечно.

Мое сердце забилось чаще, и хоть я понимала, что эти слова вряд ли походили на признание в любви, собственнические нотки, прозвучавшие в его голосе, давали мне надежду.

Считайте меня слабохарактерной влюбленной дурочкой, но я уже не могла представить себя без этого мужчины. Он был словно одержимость, наваждение, я не могла думать ни о чем другом, лишь он занимал все мои мысли. Пусть он будет хоть самим Дьяволом, я останусь с ним и сделаю все, чтобы находиться рядом как можно дольше. Прижимаюсь к его губам, поцелуем показывая свою покорность. Данила подхватывает меня на руки и медленно опускает на кровать, раздвигает ноги, накрывая мое тело своим, заставляя забыть обо всем на свете. И я растворяюсь в его порочных движения, пока не остается ничего, кроме чувственного голода, который мы оба пытаемся утолить. Я шепчу откровенные признания, кричу, умоляю, чувствуя, как Данила резкими толчками врывается в мое изнывающее от желания тело, пока неконтролируемое наслаждение не взрывается глубоко внутри, обжигающей волной.