Элфин Глейд - Как ты прекрасна!

— Он не стоит ваших слез, — тихо произнес Даниел.

Ее пробрал озноб, затем вдруг стало жарко, словно кожа загоралась пламенем там, где он дотрагивался до нее. И Гвендолин охватило непреодолимое желание прикоснуться губами к доброй руке, что ласкала ее лицо.

— Гвендолин, послушайте…

Она даже не заметила, что оба слегка изменили положение, но это произошло, так как вдруг они оказались совсем близко друг от друга. Одной рукой Даниел прижимал ее к себе, другая легко прикасалась к ее волосам. Как он нежен, с удивлением подумала Гвендолин.

Она взглянула ему в лицо, молча пытаясь найти в глазах ответ на мучивший ее вопрос, до сих пор не понимая, что могло стать причиной этой внезапной ласки.

Было темно, и его лицо оставалось в тени. Все, что она могла различить, — это темный блеск глаз и контур красиво очерченного рта.

Сердце болезненно сжалось в груди. Взглянув на его губы, Гвендолин уже была не в силах ни отвести глаза, ни думать о чем-либо ином. В горле пересохло, легким, казалось, не хватает воздуха.

Губы ее слегка приоткрылись, и она ощутила, как миллионы тончайших наэлектризованных игл вонзаются в нее.

— Уэнди…

От звука его голоса она вздрогнула так, словно он прикоснулся к ее телу. Когда его губы первый раз скользнули по ее губам, это был лишь намек на наслаждение, но он настолько потряс Гвендолин, что заставил содрогнуться.

В то же мгновение с губ Даниела сорвался тихий успокаивающий звук. Его язык легко обежал контур ее рта, и Гвендолин почувствовала инстинктивное желание еще крепче прижаться к нему. Ее руки обвились вокруг него, хотя она даже не поняла, как это произошло.

Медленное прикосновение его языка к ее губам было неизъяснимо сладостным, невероятно чувственным, и она напряглась, страстно желая большего. Да и сердцем она стремилась к тому же — насладиться давно желанной близостью.

Даниел оставил пиджак в своей машине, и Гвендолин чувствовала, как под тонкой тканью рубашки перекатываются тугие мускулы. Ошеломленная происходящим, она, тем не менее, продолжала гладить его плечи, спину и снова плечи, безрассудно позволяя своим чувствам одержать верх над разумом.

Должно быть, она делала нечто подобное и раньше, иначе почему ее руки, губы, все тело так страстно желают соединиться с ним?

Когда губы Даниела скользнули вниз, к ее шее, лаская нежную кожу, Гвендолин тихо застонала, и ее вдруг начала сотрясать дрожь нетерпения, словно вырывалось наружу желание, свернувшееся в глубинах ее существа тугой пружиной.

Наверное, она произнесла его имя вслух, потому что в ту же секунду его губы снова коснулись ее губ, и вот уже он вновь целует ее. Но не так, как перед этим, не мягко и выжидательно, а с нетерпеливой страстью, от которой тело ее выгнулось дугой, а губы податливо приоткрылись.

Гвендолин почувствовала, как бешено бьется его сердце, и тысячи мурашек пробежали по ее телу. Грудь напряглась, плотнее прижимаясь к его груди, и внезапно ее охватила почти невыносимая боль — но не от силы его объятий, а от какого-то неведомого ей самой, первобытного, чувственного изнеможения.

Я хочу, чтобы его руки прикасались к моему телу, вдруг поняла она. И не только руки… Гвендолин закрыла глаза, потрясенная, ошеломленная страстью, заставляющей ее кровь огненно пульсировать в венах.

Нарушая интимный полумрак их машины светом ярких фар, мимо промчался автофургон и громко и длинно просигналил им. Этого оказалось достаточно, чтобы Гвендолин опомнилась и испугалась того, что делает.

Почувствовав, как она замерла, Даниел отпустил ее. Когда он заговорил, его голос был тихим и хрипловатым:

— Простите меня. Я вовсе не хотел… Я не думал…

На этот раз жар, охвативший ее лицо и шею, был вызван не желанием, а огорчением, ужасным огорчением оттого, что Даниел уже сожалеет о происшедшем.

— Послушайте, почему бы вам не оставить машину тут? А я довезу вас до дому, — предложил он. — Вы так расстроены, и…

— Я прекрасно доеду сама, — сухо отозвалась Гвендолин.

Это была ложь, и она это понимала, но понимала также и то, что если только проведет наедине с ним еще несколько мгновений, то просто взорвется, разлетаясь вдребезги, как тонкое стекло от перенапряжения.

Гвендолин не могла осознать, что же с ней случилось и почему то, что Даниел готов был предложить ей как дружеское утешение, обратилось вдруг в неистовое, обжигающее желание физической близости, которого она никогда еще не испытывала. Если тогда, в ту ночь, она вела себя подобным образом, неудивительно, что у него утром был такой… такой удовлетворенный вид, полный такого самодовольства взгляд.

От этой мысли Гвендолин почувствовала уже ставшее знакомым отвращение к самой себе и быстро закрыла глаза, пытаясь удержать горячие слезы, от которых уже щипало веки.

— Пожалуйста, оставьте меня… Я хочу домой.

Гвендолин замерла, чувствуя, как он колеблется, и, понимая, что, если он начнет спорить, она уступит, не в силах сопротивляться ему.

— Уезжайте, Даниел, — попросила она. — Умоляю вас…

К ее великому облегчению, он открыл дверцу и собрался вылезти, но затем помедлил и сказал:

— Мне все-таки кажется, что вы недостаточно успокоились, чтобы вести машину. А потому я поеду следом за вами… И никаких возражений! — резко добавил Даниел. — Иначе я силой вытащу вас из этой проклятой машины!

Гвендолин молча наблюдала за ним, отчаянно подавляя в себе искушение броситься в темную ночь, задержать его, прежде чем он подойдет к своему автомобилю. Даниел был совершенно прав, говоря, что она недостаточно спокойна, чтобы вести машину.

К счастью, на дороге было почти пусто. Гвендолин изо всех сил пыталась сосредоточиться на управлении автомобилем, но ловила себя на том, что невероятно ослабела физически и что мысли ее разбегаются в разные стороны. Она все еще не могла выбраться из водоворота неясных ощущений и вполне конкретных страхов, заново переживая все случившееся.

Свернув к дому родителей, Гвендолин бросила взгляд в зеркало заднего вида и увидела, что Даниел припарковался неподалеку на обочине.

Значит, он ехал следом до самого дома, приглядывая за ней, подстраховывая. Что же заставляет его так поступать? Чувство вины — если он чувствовал себя виноватым в том, что привел ее в такое состояние? Но с какой стати, если она сама…

Гвендолин содрогнулась, останавливая машину и вспоминая, как стонала, когда он целовал ее. Стонала, страстно желая чего-то большего… К счастью, кругом никого не было и никто не мог видеть ее позора, ее страданий.

Она уже догадалась, что Даниел собирался предложить ей лишь надежное мужское плечо, на котором можно всласть выплакаться. Даже то, первое прикосновение его губ к ее губам было, пожалуй, скорее успокаивающим, чем возбуждающим…