Чарлз Мартин - Там, где кончается река

Но невзирая на это, берега усеяны коттеджами, рыбными садками, бассейнами, причалами, веревочными качелями, канатными дорогами, закусочными. Есть даже колония нудистов. Побережье кишит жизнью, точь-в-точь как муравейник. Сент-Мэрис, от устья до истока, — одна из последних девственных территорий на Юге.

Дождь вынудил меня ползти черепашьим шагом, поэтому я съехал с дороги под эстакаду. Эбби лежала на заднем сиденье и дремала. Каждые несколько минут она бормотала что-то неразборчивое.

Лекарства — это самое худшее. Они оставляют человеку лишь исчезающие воспоминания. Эбби долго и отчаянно пыталась держаться, но память как вода ускользала меж пальцев.

Я забрался на заднее сиденье и лег рядом с женой. Она свернулась клубочком и прижалась ко мне. Я вытащил из кармана рубашки полиэтиленовый пакетик, в котором лежала пожелтевшая газетная вырезка. Несколько лет назад я научился прибегать к любым средствам, чтобы поддерживать в Эбби надежду, отвлекать ее от болезни. Я знал: если она начнет сосредоточиваться на том, что происходит здесь и сейчас, то быстро выдохнется.

Эбби приоткрыла глаза, улыбнулась и кивнула. Она готова была подыграть.

— Мне бы хотелось… — шепнула она.

Во всем виноваты лекарства. Болевой порог у Эбби достаточно высокий. Она изрядно натренировалась. Ее лицо говорило о том, что сейчас она борется изо всех сил.

Эбби вечно страдала от мигреней. Она буквально все принимала близко к сердцу, и напряжению нужно было куда-то деваться. Возможно, отчасти в этом виноват ее отец. Мигрени быстро возникали и неохотно проходили. Ко времени нашего знакомства Эбби перепробовала с десяток различных препаратов, йогу, иглоукалывание и массаж, но это не приносило ей облегчения.

Когда мы оставались одни, она приставляла мой указательный палец к своему виску. Это значило: «Обведи меня». Начиная от виска, кончиками пальцев я касался ее уха и шеи, спускался к ключицам и груди, потом рукам, запястьям, изгибу бедер, касался коленей, икр и ступней. Часто Эбби засыпала в процессе, а когда просыпалась — мигрени уже не было.

Я повел пальцем по телу жены.

— Номер один.

Эбби сглотнула.

— Покататься на старой карусели.

— Два.

Она говорила с закрытыми глазами.

— Сделать «мертвую петлю» на старом самолете.

Пожелания были напечатаны без определенного порядка. Когда репортер чего-то не понимал, он переспрашивал, и Эбби объясняла. Он опубликовал все так, как она сказала, а для пущей ясности снабдил статью авторскими отступлениями.

— Мне нравится, как ты это говоришь. Повтори еще разок.

Эбби облизнула губы. Языку нее был белый как мел. Она с трудом выговаривала «м».

— «Мертвая петля».

— Дальше.

— Пить вино на пляже.

— Мы еще и полпути не прошли.

Она опустила голову мне на грудь и глубоко вздохнула.

— Номер четыре, — подсказал я. Эбби помедлила.

— Забыла.

Приятно сознавать, что жена еще не утратила чувство юмора.

— Сомневаюсь, — усмехнулся я.

Она тихонько засмеялась. Я потряс перед ней газетой.

— Я жду.

Она изогнула бровь.

— Искупаться нагишом.

— Номер пять.

Жилка у нее на правом виске была синей и набухшей. Голова у Эбби раскалывалась. Она прижала ладонь ко лбу.

— От одного до десяти? — спросил я.

— Да.

Это значило, что боль нестерпимая. Я открыл аптечку. Речные гиды называют такие аптечки «выдрами». Эти штуки водонепроницаемые, они держатся на плаву и их трудно повредить. Можно запаковать в нее бабушкин фарфоровый сервиз, сбросить коробку с Ниагарского водопада, а потом выловить и отобедать на целехоньких тарелках. Я нашел то, что нужно, снял со шприца предохранительный колпачок, выдавил воздух и сделал Эбби инъекцию дексаметазона. Она даже не вздрогнула. За четыре года я наловчился делать жене уколы лучше, чем медсестры.

Прошло несколько минут. Эбби медленно произнесла:

— Плавать с дельфинами.

— Продолжай Ты молодец.

— Где мы? — неожиданно задала вопрос Эбби.

— Номер семь.

— Позировать художнику. — Она хихикнула.

— Восемь.

Эбби говорила, не глядя в список.

— Танцевать с мужем.

— Еще два.

— Смеяться до упаду.

— И последний? — Я изобразил в воздухе пальцами барабанную дробь.

— Проплыть по реке… от самого Мониака.

Она сдвинула мне шляпу на затылок. Эта фетровая штуковина называлась «Банджо Паттерсон» и была сделана в Австралии. Я купил ее лет восемь назад в надежде на то, что она сделает меня похожим на Индиану Джонса. Теперь шляпа выцвела, поля деформировались, а в том месте, где я брался за тулью, мои пальцы протерли дыру. Мне хотелось выглядеть мужественно и неотразимо, а в зеркале отражался типичный деревенщина.

— Ты ведь не собираешься и дальше носить эту дурацкую шляпу?

— Да я потратил целых пять лет, чтобы ее разносить!

Эбби засмеялась.

— Спору нет, она разносилась.

Список желаний многое говорит о человеке, который его составил. Если он был искренен, это прямой путь к его сердцу.

Со шляпами то же самое.

Многие считали, что этот брак заключен на небесах. А остальные молча завидовали.

Уильям Баркли Колмэн с ранних пор внушал всем уважение. Высокий, красивый, образованный, он по праву привлекал к себе внимание, и даже завистники смотрели на него как на Рокфеллера. Его жизнь соответствовала всем требованиям, предъявляемым к джентльменам. «Цитадель»* [1], Гарвардская школа права, летние каникулы в Европе. Этот молодой преуспевающий политик был прирожденным оратором — он стал самым младшим из всех, кто когда-либо избирался в законодательные органы Южной Каролины. И это было только начало.

Элен Виктория Шоу была воспитана на примерах Эмили Пост и Глории Вандербилдт. Чарлстонка в пятом поколении, она училась в Эшли-Холле, а потом — в женском колледже Рэндольф-Макон, и на первом же курсе не менее восьми претендентов просили ее составить им компанию на костюмированном балу в Вашингтоне. На последнем курсе буквально каждый член молодежной организации «Каппа альфа» в радиусе сотни километров пытался пригласить ее на бал, посвященный Конфедерации, а там завистливые перешептывания девушек из колледжей Холлинз, Свит-Брайар и Мэри Болдуин сделали мисс Шоу неофициальной королевой бала.

Она получила диплом, избрав специальностью французский язык и историю искусства, вернулась домой и случайно встретилась с Колмэном на балу Ирландского общества.

Ему было двадцать пять, ей только что исполнилось двадцать два. Они, как и положено, встречались десять месяцев, а потом поженились, закатив такую свадьбу, которая преисполнила чарлстонцев завистью и заставила пуститься в бесконечные пересуды. В качестве свадебного подарка Колмэн купил жене «мерседес» с откидным верхом.