Хелен Деннис - Любовь в наследство

Они вышли на площадь перед старинной церковью – одной из сотен, как казалось Эмили.

– Может, посидим где-нибудь? – предложила она.

Люк огляделся. На площади было кафе, но все столики оказались заняты.

– Можешь потерпеть немного? На набережной Большого канала великое множество кафе и ресторанов, там мы и отдохнем, и пообедаем. А пока я куплю нам чего-нибудь холодного в бутылках, чтобы можно было пить по дороге. Подожди здесь, в тени, я зайду вон в ту лавочку.

Люк показал на магазинчик, расположенный на противоположной стороне площади, которая сейчас освещалась солнцем.

– Хорошо, я пока посмотрю по карте, где мы находимся.

Люк пошел в лавочку, а Эмили развернула карту. В это время из узкой улочки на площадь пылилась шустрая толпа японцев, обвешанных фотоаппаратами и оживленно щебетавших на своем языке. Они надвигались на Эмили с неотвратимостью приливной волны, она всерьез испугалась, что, если не посторонится, эта волна увлечет ее за собой. Эмили попятилась, повернулась спиной к площади и посмотрела вверх. Совсем рядом из-за домов выглядывал двойной шпиль какой-то церкви, как ей показалось, старинной. Эмили оглянулась на дверь лавочки, Люк еще не вышел.

Пожалуй, я успею быстренько дойти до этой церквушки и вернуться, решила она. Сказано – сделано. Эмили свернула в переулок и быстро зашагала в сторону церкви. Но – вот чудеса! – она шла, а церковь, казалось, не приближалась, только смещалась чуть вправо. Эмили свернула в первую же улочку и прошла несколько футов, по церковь и вовсе скрылась из виду. Пожалуй, лучше попросить Люка, чтобы он проводил меня (?до) тгой церкви, решила Эмили и пошла обратно.

Довольно скоро она поняла, что идет не по той улице, по которой пришла. Эмили пошла обратно, снова попробовала найти дорогу на площадь и снова безуспешно. Она с ужасом поняла, что заблудилась. Как нарочно, на этой узкой улочке не было ни души.

Стараясь не поддаваться панике, Эмили пошла медленнее и стала заглядывать в каждую поперечную улицу, но все улочки казались похожими одна на другую. Как на грех, именно в этот раз, собираясь отойти от площади всего на несколько, как она думала, футов, Эмили не посмотрела на название улицы. Она развернула карту и нашла площадь, на которой они с Люком расстались, и прочла название. Осталось только выйти на это место. Но сказать проще, чем сделать: узкая улочка, на которой стояла сейчас Эмили, не была отмечена на карте.

Эмили решила спросить дорогу. Первая женщина, к которой она обратилась, оказалась французской туристкой. В ответ на вопрос Эмили она только улыбнулась и пожала плечами. Нужно искать местных жителей, поняла Эмили. Вон тот смуглый мужчина средних лет в джинсах и в футболке, катящий за собой большую сумку-тележку, наверняка венецианец. Только бы он говорил по-английски!

– Будьте добры, синьор, как пройти на… – чтобы не ошибиться в произношении, Эмили просто ткнула пальцем в карту.

Мужчина с тележкой остановился. По-английски он, к счастью, понимал, но говорил не очень хорошо. Он попытался было объяснить Эмили, где ей нужно свернуть, но потом махнул рукой и предложил:

– Синьорина, пойдемте со мной, я провожу.

– Спасибо! – обрадовалась Эмили. Вскоре Эмили поняла, почему венецианец не смог объяснить ей дорогу, и причина была новее не в плохом знании языка: за три минуты они свернули раз, наверное, десять, причем один раз срезали путь, пройдя через какой-то магазин. И вот наконец площадь!

– Так-так, я вижу, ты и здесь обзавелась поклонником! – услышала Эмили насмешливый голос Люка. – Тебя нельзя оставить одну даже на пару минут.

– Люк! – На радостях Эмили бросилась к Люку и порывисто обняла его, даже не поблагодарив своего проводника. – Как хорошо, что ты нашелся!

– Я нашелся? – все так же насмешливо переспросил Люк. – Я все время был здесь, это ты куда-то пропала.

– Ну хорошо, не ты нашелся, я нашлась… я заблудилась и ужасно испугалась, я…

Эмили запнулась на полуслове и вдруг расплакалась от радости и пережитого волнения. Ей было неловко, она понимала, что ничего страшного не произошло, в конце концов, дело происходило не в джунглях, а в европейском городе, но она ничего не могла с собой поделать, слезы все лились и лились по ее щекам. Она спрятала лицо на груди Люка, он обнял ее и стал гладить по голове и по спине. Эмили хотелось, чтобы Люк никогда ее не отпускал. Когда она стояла вот так, прижавшись к нему, а он прижимал ее к себе, было очень легко поддаться иллюзии, что он обнимает ее не как дочь покойного друга, а как женщину, что она нужна и дорога ему сама по себе.

Несбыточные мечтания Эмили прервал голос Люка:

– Кажется, это входит у тебя в привычку, – мягко пророкотал он.

Эмили подняла голову и вопросительно посмотрела ему в глаза.

– Что?

– Плакать у меня на груди. – Он усмехнулся. Эмили показалось, что в его усмешке почему-то проскользнула горечь, но она решила, что ей почудилось. – Я становлюсь для тебя кем-то вроде доброй старой нянюшки.

Эмили могла бы возразить, что она никогда не относилась к нему как к «нянюшке», да и ни один человек в здравом уме не мог бы сравнить Люка со старушкой – слишком сильно в нем мужское начало. Но она не стала его разубеждать: если Люк не замечает, что каждая клеточка ее тела начинает звенеть от возбуждения всякий раз, когда он к ней прикасается, тем лучше для нее, тем спокойнее. Эмили было страшно представить, что было бы, узнай Люк правду. Куда безопаснее притвориться, что она не реагирует на него как на мужчину. Он-то точно не видит в ней женщину, для него она по-прежнему шестнадцатилетняя школьница, дочь его старшего друга и делового партнера.

Эмили выпрямилась, вытерла слезы и решила подыграть Люку:

– Раз ты моя нянька, тогда тебе лучше держать меня за руку. А то вдруг я опять потеряюсь?

Он снисходительно посмотрел на нее сверху вниз.

– Ну что же, я не против. Пошли, а то мы так и не дойдем до Большого канала.

Вместо того чтобы взять Эмили за руку, как она ожидала, Люк обнял ее за талию. Он уверенно повел ее по лабиринту улочек и, как заправский экскурсовод, обращал внимание Эмили на самые интересные в плане архитектуры или чем-то знаменитые здания. Эмили послушно поворачивала голову в ту сторону, куда он показывал, но, если бы кто-то попросил ее воспроизвести рассказ Люка, она не смогла бы повторить ни слова. Завороженная звучанием глубокого низкого голоса Люка, гибкостью его сильного тела, опьяненная ароматом его одеколона, Эмили, казалось, не шла по улицам, а плыла, не касаясь земли, пребывая в своем собственном чудесном мире. Ей было почти все равно, что он говорит, лишь бы слышать его голос.

Наконец очередная улочка привела их на набережную Большого канала. Они перешли на другой берег по знаменитому мосту Риалто и оказались на относительно просторном – по венецианским меркам, конечно – тротуаре, на котором под широкими навесами стояли столики бесчисленных кафе и ресторанов.