Алина Аркади - Отель желаний

К тому же Кретов женат, и ещё неизвестно, насколько ревнива его жена по шкале от одного до десяти. В отеле многого насмотрелась, и супружеские разборки не такая уж и редкость.

Заскакиваю в гипер и, набрав продуктов, бегу домой, чтобы накормить Мишу. Этот ленивец не в состоянии обслужить самого себя и пожарить элементарную яичницу. Сдохнет от голода, но пальцем не пошевелит для себя любимого. Закажет пиццу или роллы, только чтобы не создавать самому себе проблем.

‒ Миш, ты дома? ‒ кричу из прихожей, освободившись от тяжёлых пакетов.

‒ Да. Тут, ‒ выходит, что помочь закинуть продукты на кухню.

‒ Ну, как работается?

‒ Хорошо. Мне нравится, действительно нравится.

‒ Как начальник?

‒ Не знаю. Видел один раз мельком пару минут. Сегодня исчез после обеда и не появился, пока не закрылись, а мне нужно к нему на собеседование попасть. Может, завтра. ‒ Миша водружает пакеты на стол и разворачивается, чтобы уйти. ‒ Позови, когда будет готово.

‒ Не поможешь мне? Так быстрее ужин будет. Ты и сам мог что-нибудь приготовить. ‒ Переволновавшись сегодня и проведя полдня в напряжении, чувствую себя разбитой и неспособной на кулинарные подвиги.

‒ Ты же знаешь, систер, я не люблю готовку.

‒ А если один останешься, кто тебя кормить будет? ‒ Скидываю сумку на стул и начинаю чистить картошку.

‒ Почему один? Ты куда-то собралась? ‒ Миша оседает на стул в недоумении.

‒ Сейчас нет, но когда-нибудь у меня будет своя семья и дети, а тебе придётся создать собственную.

‒ Зачем? Я буду жить с тобой.

‒ В смысле? ‒ таращусь на брата. ‒ Ты всю жизнь со мной собрался жить?

‒ Да. А что такого? Ты же не прогонишь любимого брата из-за какой-то там семьи?

На минуту теряю дар речи, отвыкшая от подобных разговоров. Была уверена, что Миша немного повзрослел, чтобы понимать ‒ я тоже хочу встретить мужчину и связать с ним свою судьбу, но, видимо, мой двадцатиоднолетний брат застрял в подростковом возрасте.

‒ Миша, я хочу своей жизни. И ты захочешь, когда встретишь девушку, с которой будешь счастлив. Каждому из нас хочется чего-то своего, личного, закрытого. Ты совершеннолетний, я уже давно тебе не нянька, чтобы везде таскать с собой. Работай, учись заботиться о себе и жить самостоятельно, как все нормальные люди. Пора уже взрослеть. Пока у тебя в голове лишь развлечения и друзья.

‒ А что в этом плохого?

‒ Ничего. При условии, что развлекаешься ты за свой счёт. Твои друзья работают?

‒ Да. А теперь и я.

‒ Надолго ли? ‒ поворачиваюсь, не в силах удержаться от шпильки в адрес брата. ‒ Пока что ты ни на одном месте не задерживался дольше двух месяцев, придумывая тонну отговорок: не платят, мало платят, начальник на тебя не так посмотрел, очень устаю, скучно, не нашёл общий язык с коллективом. Я могу и дальше перечислять длинный список озвученных тобой за два года причин. У меня вот в жизни пока что единственная работа была ‒ отель, в котором я уже девять лет. Начинала с простой горничной и добилась места управляющего трудом и желанием показать начальству, что я заслуживаю большего. А ты сливаешься, как только сталкиваешься с малейшими трудностями. Учись решать проблемы, для начала хотя бы свои собственные, не обращаясь постоянно ко мне.

‒ Я не виноват, что у меня не было родителей! ‒ Понеслась. Давно мы не сталкивались лбами на этой почве.

‒ И у меня не было. Напоминаю тебе об этом. ‒ Стараюсь быть спокойной, но нож то и дело выскакивает из трясущихся пальцев.

‒ Не ты провела в детском доме два года! ‒ озлобленно выкрикивает, нависая надо мной.

‒ Не два ‒ полгода, а потом сделала всё, чтобы забрать тебя. Я работала, чтобы получить опеку над тобой.

‒ Плохо работала, если тебе потребовалось долгих два года, которые я провёл в аду!

‒ Про ад ты, конечно, перегибаешь, если начистоту, но приятного мало, соглашусь. Семь лет прошло, пора бы уже переживать это и пойти дальше.

‒ Напоминаю ‒ ты мне должна! Ты взяла опеку надо мной! ‒ почти кричит, размахивая длинными руками и задевая посуду на столе.

‒ Да, до совершеннолетия, но тебе уже двадцать один, и ты отвечаешь за себя сам. К тому же за четыре года опеки я достаточно вытаскивала твою задницу из передряг, в которые ты попадал с завидной регулярностью, так что свой ад я тоже прошла.

‒ Ах, вот как! А как же помощь родному человеку, а?

‒ Знаешь, какая-то однобокая помощь у нас получается, тебе не кажется? Я для тебя всё, а ты в меня претензиями бросаешься при каждом удобном случае. Я миллион раз извинялась перед тобой за невозможность забрать сразу из детского дома, объясняя, почему и как так вышло, но ты меня будто не слышишь, твердишь одно и то же. Тебе нравится строить из себя маленького обиженного мальчика? ‒ прищуриваюсь и перехожу на визг в желании донести в сотый раз до Миши всё, что мы уже неоднократно обсуждали. ‒ В зеркало давно на себя смотрел? Ты выше меня на две головы и больше в три раза. Не похож уже на ребёнка.

‒ Мне всё равно нужны забота и помощь! ‒ надувает губы, словно маленький мальчик.

‒ А девок трахать тебе моя помощь не нужна, а? Или там сам справляешься?

‒ Я сам решу, с кем мне спать.

‒ А, интересно получается, однако, ‒ упираю руки в бока, занимая боевую стойку. ‒ Значит, чтоб с девочками спать я не нужна, а во всём остальном ты несамостоятелен. Странно, тебе не кажется? А если кто-то из них забеременеет, ты ко мне прибежишь за помощью?

‒ Да.

‒ Отлично, ‒ фыркаю, ‒ спишь ты, а с последствиями разбираюсь я. Так вот, мой дорогой брат, в твоих же интересах сделать всё, чтобы задержаться на новой работе и получить возможность самого себя обеспечивать, потому что больше ты денег на развлечения от меня не получишь. Достаточно того, что я содержу нашу квартиру, а ты не думаешь, что приготовить на ужин и сколько платить слесарю за ремонт. Твоё содержание теперь является только твоей заботой. Усёк? ‒ заканчиваю длинную тираду, ни разу не запнувшись, отвешивая Мише того самого звёздного подсрачника, о котором мне постоянно твердит Света.

‒ Усёк, ‒ выплёвывает, явно несогласный с новыми правилами. ‒ Ужином сегодня накормишь? ‒ Слышу, как требовательно урчит живот Миши, желая нормальной пищи.

‒ Да. А когда получишь первую зарплату, продукты будем покупать по очереди и готовить, кстати, тоже.

Он молча покидает кухню, позволив мне остаться наедине с собственными мыслями.

Давно мы не скандалили, и я уже подумала, что брат повзрослел, стал больше понимать и переосмысливать всё, что с нами случилось. Но нет ‒ всё по-прежнему. Я снова виновата, а он опять белый и пушистый, натерпевшийся самого ужасного и гадкого в детском доме мальчик. Только вот всё не совсем так, как преподносит Миша, желая вызвать жалость и сочувствие.