Кристин Григ - Сближение планет

– Какая чудесная новость! Лицо Адама сияло от радости.

– Сегодня такой замечательный день! Потрясающий день! Свадьба Дианы, а теперь и такое известие. Есть что отпраздновать.

Если бы у него спросили, кто самый счастливый мужчина на свете, он бы без колебаний ответил: «Я».

Джон Сазерленд проснулся в своей старой детской, повернулся к спящей жене и поцеловал ее белый локон, лежащий на подушке. Осторожно, чтобы не разбудить ее, он поднялся с кровати и на цыпочках прошел в ванную.

В последние пару недель Клод себя плохо чувствовала. И он очень волновался за нее.

Одна только мысль о том, что с Клод может что-то случиться, ужасала. Она – его любовь, его жизнь. Она – все, о чем он мечтал. Каждый день, каждый час Джон благодарил судьбу, которая подарила ему это чудо – Клод.

Недавно в Новом Орлеане прошла очередная эпидемия гриппа. Джон подцепил эту дрянь. Следом за ним заболела Клод. И похоже, так до конца и не поправилась. Он умолял ее сходить к врачу, но она только отмахивалась.

Когда он вернулся в комнату, Клод уже сидела, откинувшись на подушки. Лицо у нее было бледным, но она улыбалась.

Надо же быть таким идиотом! Его жену две недели тошнит по утрам. А он, дубина, не понимает, отчего это может быть. И вот наконец до него доходит, что она, может быть, беременна.

– Это, наверное, прозвучит глупо, но… но я почему-то подумал… Это бредовая мысль, я знаю, но мне вдруг пришло в голову, что твое недомогание связано с тем… в общем, я решил, что ты беременна.

Клод улыбнулась.

– Так и есть.

– Ребенок… – прошептал Джон. – Ребенок? У нас будет ребенок?

С радостным криком он сжал Клод в объятиях.

– Любимая! Ты уверена?

Она кивнула, уткнувшись лицом ему в плечо.

Отец. Он – отец. Чувства, переполнявшие Джона, встали в горле комком. Он хотел сказать Клод, как он безумно счастлив, но не смог произнести ни слова, боялся расплакаться. Он взял лицо жены в ладони, крепко поцеловал ее в губы и подумал, что это действительно здорово – быть самым счастливым человеком на свете.

Солнце горело на чистом небе золотым шаром. Ровно в полдень струнный квартет заиграл «Свадебный марш», и на террасе, что выходила в сад, появилась Диана Сазерленд, такая сияющая и красивая в своем свадебном платье из тончайшего кружева кремового цвета. Платье было действительно потрясающее: длинные рукава, длинная пышная юбка, летящий шлейф, усыпанный крошечными атласными розочками, достаточно низкий вырез, открывающий шею. И единственное украшение – платиновое с бриллиантами ожерелье, которое Энтони подарил ей к их свадьбе.

Вручая подарок, он сказал, что серебристый блеск этого ожерелья очень подходит к ее глазам.

Энтони, красивый и элегантный в черном костюме и черном галстуке, уже ждал ее у импровизированного алтаря, заставленного цветами: белыми и алыми розами. При виде его Диана задержала дыхание. Сегодня он зачесал волосы назад, что очень шло к его мужественному лицу. А его глаза, сияющие любовью, были такими же ясными и голубыми, как небо.

В сопровождении трех высоких красавцев – ее братьев – Диана спустилась с крыльца и медленно пошла по дорожке, усыпанной лепестками роз. Когда они подошли к алтарю, братья по очереди расцеловались с сестрой и пожелали ей счастья.

Их жены, одетые в светлые платья пастельных тонов – фиалковый, розовый и голубой, – взяли мужей под руки, старательно сдерживая слезы.

Но разве можно не растрогаться, глядя на красавицу – невесту и импозантного жениха в тот момент, когда они произносят слова любви и клянутся жить в верности и согласии? Разве можно сдержать слезы, когда жених приподнимает фату невесты и целует ее, а глаза той светятся счастьем?

– Я люблю тебя, Тони, – прошептала Диана. – Люблю всей душой. И я сделаю все, чтобы ты был счастлив.

– Ди, моя любимая. Я и так уже самый счастливый человек на свете. Я – твой, а ты – моя. Навсегда.

Диана поцеловала мужа и затихла в его объятиях. Она была самой счастливой женщиной на свете. Внезапно ей к горлу подступил комок. Если бы папа дожил. Она посмотрела на братьев и по их глазам поняла, что они сейчас чувствуют то же самое.

Еще недавно казалось, что Уильям Сазерленд оставил после себя только черные воспоминания. Но все плохое ушло, остались только счастье, радость и смех – величайшие из даров, которые отец может завещать своим детям.