Эйлин Колдер - Избавься от гордыни

– Зачем ты пришел, Фернандо? У меня для тебя нет ни одной минуты!

– Твое гостеприимство просто поражает, Марджи, – мягко заметил он.

– Ты и мое гостеприимство – два несовместимых понятия, – ответила она. Он прикрыл за собой дверь, и Марджи с ужасом осознала, что оказалась с ним одна в замкнутом пространстве. – Я всегда держу дверь в свой офис открытой, – заявила она, но он полностью проигнорировал замечание хозяйки кабинета и молча уселся в кресло, стоявшее у ее рабочего стола.

Фернандо выглядел как никогда раскрепощенным и импозантным; выражение его лица было таким же деловым и серьезным, как и его одежда.

– Я несколько раз звонил тебе, – сказал он, – но тебя все время не было дома или ты просто не брала трубку. Тогда я попросил твою мать, чтобы ты перезвонила мне. Ответных звонков не последовало. И вот я вынужден явиться к тебе собственной персоной, чтобы обсудить будущее нашего сына.

– Нам бесполезно говорить о чем бы то ни было, потому что мы просто не способны понять друг друга.

– У тебя прекрасный офис, – проигнорировав ее слова, заметил Фернандо. – Я слышал, тебе прочат еще более высокий пост в вашей компании.

– Откуда такие сведения?

– Слухом земля полнится. Ты, кажется, забыла, что я кое-что понимаю в издательском бизнесе, и у меня есть в нем свои интересы.

Да, Фернандо был связан с издательским бизнесом. Еще как. И он не просто понимал «кое-что» в нем. Ему принадлежал один из крупнейших издательских концернов в США – «Ретамар». Этот концерн объединял целый ряд наиболее респектабельных издательских фирм и домов, а также известных и малоизвестных периодических изданий. Под крылом «Ретамара» выходил в свет и набиравший силы журнал «Время и люди».

– Что ж, мне льстит, что ты так интересуешься моей карьерой и даже являешься собственной персоной в мой офис, чтобы уточнить подробности, – с вызовом сказала Марджи. – Мне просто жаль твое время, ты его тратишь на пустопорожние разговоры со мной вместо того, чтобы заняться чем-то серьезным и важным.

– Весьма признателен тебе за то, что ты так печешься о моем времени. – Он говорил таким спокойным, невозмутимым тоном, словно ее колкости даже не коснулись его слуха. – Итак, каковы твои шансы получить назначение на эту должность? Что ты думаешь по этому поводу?

– Даже не знаю… Внутренне я верю в положительный исход. Но кто знает? – Странно, почему его вдруг заинтересовало, получит она или не получит новое назначение?

– Насколько я понимаю, ты неплохо справляешься со своими профессиональными обязанностями, не так ли?

– Неплохо? – Ее брови снова насупились. – Да я справляюсь с ними, не постесняюсь сказать, чертовски хорошо, и ты прекрасно знаешь об этом. Несколько лет назад мне предложили работу в одной из твоих компаний с учетом именно моих профессиональных качеств.

С минуту Фернандо внимательно рассматривал ее, словно перед ним находился предмет искусства, который он собирался купить. Светло-русые волосы Марджи были завязаны на затылке в «конский хвост»; такая прическа делала ее похожей на школьницу и открывала красивое лицо. В лице этой женщины ему нравилось все – высокие скулы, мягкая линия губ, искрящиеся голубые глаза… Косметикой Марджи пользовалась очень сдержанно; по мнению Фернандо, она могла бы вообще не прибегать к этому средству – настолько безукоризненной была ее кожа.

Безукоризненной была и ее гибкая фигура, ее упругое зрелое тело…

В свои двадцать девять Марджи выглядела почти так же, как в тот день, когда она впервые вошла в его офис. Это было пять с половиной лет назад.

– Когда тебе предложили работу в одной из моих фирм, во внимание были приняты не только твои профессиональные качества, – мягким голосом сказал Фернандо. Увидев яркий румянец, выступивший на ее щеках, он улыбнулся.

– Я более чем уверена, что ты зашел в это помещение не для того, чтобы разглагольствовать о прошлом. – Его недвусмысленный намек мгновенно пробудил в ней сладостные воспоминания о том неожиданном сближении между ними и одновременно разозлил ее, и она раздраженно добавила: – Так что, может быть, ты сразу перейдешь к делу?

– Думаю, ты знаешь, о каком деле я намерен говорить с тобой. – Его спокойный, уравновешенный тон по-прежнему не менялся.

– Шон не поедет с тобой в Испанию, так что можно считать, что тема нашей несостоявшейся беседы закрыта, и ты можешь отправляться домой.

– Избегать откровенного, честного диалога, не предпринимать никаких действий, когда речь идет о судьбе ребенка, – это не выход из положения, Марджи.

Ее блуждающий взгляд проник через стеклянную перегородку в главный офис и на мгновение задержался на немногочисленной толпе зевак: с десяток сотрудников журнала сгрудились у прозрачной стены и с нескрываемым любопытством смотрели на них.

– Ты устраиваешь сцену, Фернандо! – Она кивнула ему на перегородку, отделявшую их от главного офиса. – Я хочу, чтобы ты ушел.

– Я не уйду до тех пор, пока ты не пообещаешь поужинать со мной завтра.

– Но я не могу…

– Твоя мать сказала мне, что с удовольствием побудет с Шоном в наше отсутствие. Итак, когда я могу заехать за тобой?

– Я никуда с тобой завтра не поеду, Фернандо. Никакого ужина! Что же касается местожительства Шона, то этот вопрос не подлежит обсуждению. Сын остается со мной.

– Я закажу столик в «Фронсес тэверн» на семь тридцать. Тебя это устраивает?

– Даже если ты закажешь его на крыше небоскреба ООН, я все равно не буду ужинать с тобой.

Марджи была в ярости. Почему ему так хотелось затащить ее в ресторан на ужин? Может быть, он решил, что под музыку приличного оркестра и за бокалом хорошего вина ему будет легче сообщить ей о своей предстоящей женитьбе, а ей будет легче воспринять эту новость? При этой мысли ее передернуло.

– И долго еще будет так продолжаться, Марджи? Почему ты противишься любым моим попыткам серьезно обсудить с тобой настоящую и будущую судьбу Шона, попыткам предпринять какие-то конкретные действия или хотя бы сделать первые маленькие шаги, чтобы сдвинуть все с мертвой точки? Неужели это бессмысленное противостояние между нами будет продолжаться всю жизнь?

Марджи молчала. В эту минуту она вдруг ощутила какой-то необъяснимый страх перед ним. Возможно, это был страх перед его высокомерием, властностью, его силой. Она всегда знала: стоит протянуть ему палец, он откусит руку; стоит уступить ему в чем-то, и он полностью завладеет ею. Это было в его характере, его природе, и черту эту, по ее твердому убеждению, уже нельзя было исправить, а тем более искоренить.

Именно по этой причине Марджи боялась идти ему на уступки, когда речь заходила о судьбе Шона. Она боялась, что при малейшей ее оплошности Фернандо может проявить не только силу и властность, но и изворотливость ума, и навсегда разлучит ее с сыном.