Николь Келлер - Ребенок от чудовища

– Нет, все в порядке, – бурчу, уставившись перед собой.

– Куда тебя отвезти?

– Ты обещаешь, что потом оставишь меня в покое? – выпаливаю, начиная торговаться. Этого человека неожиданно становится очень много в моей жизни. И меня это угнетает. Я хочу свободы и личного пространства.

– У меня совещание и две встречи сегодня. Меня не будет до ночи.

– А, может, ты вообще не придешь ночевать? – произношу с сарказмом и надеждой в голосе. – Поверь, я не очень расстроюсь.

Артем усмехается уголком рта, наклоняется ко мне и тянет низким голосом:

– Нет, жена. Отныне я все ночи буду проводить дома. С тобой в одной постели.

Чтоб тебе провалиться, Волков!

– Так куда тебя отвезти? – отстраняется и тут же меняет тон на безразлично-холодный.

Произношу адрес сквозь зубы, отвернувшись к окну и сложив руки на груди.

– Точно туда? – уточняет, нахмурившись. – Там же больница.

Стискиваю зубы так, что становится больно в висках. Хотела бы я, чтобы это было ошибкой…

Артем останавливает машину прямо у главного входа. И, пока я отстегиваюсь и собираюсь с духом, муженек уже обходит машину и предлагает мне руку, чтобы выйти. Набрав побольше воздуха в легкие, я иду ко входу. Артем следует за мной.

– Ты же сказал, что у тебя совещание и две встречи? – раздражение и злость снова возвращаются ко мне.

– Подождут.

Муженек сопровождает меня до палаты, но перед самым входом останавливается.

– Что, не зайдешь? Даже не взглянешь, что натворил? – с горечью выплевываю, чувствуя, как подступающие слезы жгут глаза. Сейчас я мечтаю об одном: придушить виновника всех моих несчастий.

Муженек игнорирует мой вопрос, продолжая стоять у стены. Да я и не жду ответа. Их мне никто и не даст.

Тихонько толкаю дверь палаты, и мне в нос тут же ударяет едкий запах лекарств.

С детства не любила больницы, поэтому мама старалась минимизировать мои походы туда, и всегда усиленно лечила меня дома, оберегая и окружая заботой.

Мама…

В моей голове тут же всплывает образ ухоженной, красивой и статной женщины. Я до сих пор помню тепло и заботу ее рук. Ее улыбку. И даже, кажется, слышу запах ее выпечки, которой она всегда меня баловала.

Первая слеза срывается и летит на пол, оставив на щеке едкую дорожку.

Я не узнаю эту женщину, что лежит на больничной койке.

Это не может быть моя мама.

Ее лицо и руки все в глубоких морщинах. Под глазами темные круги. Некогда шелковистые волосы, всегда аккуратно уложенные, сейчас беспорядочно разбросаны по подушке. Ее губы искусаны в кровь. А руки безвольно лежат поверх простыни.

Мама очень бледная, даже можно сказать, восковая. Если бы не ее медленно вздымающаяся грудь, я бы подумала, что она…умерла.

Господи, за что ты так с нами?! Как так вышло, что некогда крепкая и счастливая семья разрушена?! Как вообще можно уложить в голове, что я сплю в одной постели и живу под одной крышей с человеком, который довел моего отца до могилы, а мать – до больничной койки?!

Хочется орать в голос от бессилия, злости и непринятия такой несправедливости. Хочется придушить голыми руками. И соблазн так велик – ведь виновник всех моих бед стоит сейчас за стенкой…

Вновь смотрю на женщину, окутанную проводами, и закусываю кулак до боли, давясь слезами. Но я не имею права быть слабой.

Я должна держаться. Ради мамы. Ради дочери. Ради их будущего и счастья.

Я смогу. Отец научил принимать все жизненные удары лицом к лицу. Он взрастил внутри меня стальной стержень.

Но он ломается пополам, когда мама распахивает глаза. Она с трудом фокусирует на мне взгляд и шепчет:

– Кто вы?

Глава 10

Аврора

У меня темнеет в глазах. Нет…Этого же не может быть…Просто я неудачно стою, мама меня не разглядела. Да и я изменилась за то время, что мы не виделись. Как минимум, у меня вырос животик.

Я подхожу ближе, пряча мелко подрагивающие руки. Нервно улыбаюсь и севшим голосом снова зову:

– Мам, это же я – Аврора…

Она снова хмурится, даже пытается привстать на локтях, щурится, но я не вижу в ее взгляде узнавания.

– Аврора? Простите, но я вас не знаю…

У меня внутри все обрывается. Сердце заболело так, как будто в него вогнали ржавый нож по самую рукоятку и провернули несколько раз, вспарывая на живую.

Становится так страшно, как никогда раньше.

Я опоздала…

– Мамочка, – опускаюсь на стул, стоящий рядом с кроватью. Слезы текут ручьем, заливая мою одежду, но я не обращаю на них никакого внимания. Осторожно беру маму за руку, поглаживая ее узкую ладонь. – Ну, как это ты меня не знаешь? Это же я – твоя дочь. Аврорушка, так ты меня всегда называла…

Последние слова я произношу уже шепотом, трясясь вся от ужаса и безысходности. Я понимаю, что значит мамино поведение, но отчаянно сопротивляюсь и не могу его принять.

Нет! Это не может быть она! Это же моя мамочка! Сильная, добрая, мудрая и такая еще молодая! Она обязательно должна выздороветь и увидеть свою первую внучку!

Господи, пожалуйста, только не ее…Что угодно, Господи, только не маму! Мы же столько уже настрадались!

Она разглядывает мое лицо, как будто видит в первый раз, касается его ладонью. Проводит кончиками пальцев по лбу, щеке, губам и медленно мотает головой.

– Нет, простите, не могу…Не помню…У меня нет дочери…Где Мирон? Позовите моего мужа, пожалуйста.

И последние слова толкают меня в пропасть. Я лечу в нее, задыхаясь, но не пытаюсь даже вдохнуть спасительный кислород. Зачем? Я, кажется, потеряла самого близкого и родного мне человека. Снова.

Но моя дочь не согласна с моим решением.

Она отчаянно пинается, напоминая, что от меня зависит ее жизнь. Напоминая, что я не одна. И не имею права поступать эгоистично.

Медленно дышу, собираясь с мыслями. Пытаясь доказать и заставить вспомнить маму, что я – ее дочь. Если это еще возможно.

В палату входит лечащий врач, и я быстро утираю слезы ладонями.

– Здравствуйте, доктор, – встаю со своего места. – Меня зовут Аврора, я – дочь Марины Львовны.

– Добрый день, Аврора. Очень хорошо, что вы зашли, я хотел бы с вами поговорить.

Доктор отводит меня к окну и озабоченно произносит:

– Видите ли, Аврора, вашу маму доставили к нам несколько дней назад с сердечным приступом. При ней не было каких-либо личных вещей. В общем и целом ее состоянию ничего не угрожает. Есть некоторые моменты, которые мы корректируем терапией. Но она все время вспоминает некого Мирона. Кто это? Вы можете его попросить прийти? Потому что его визит очень здорово помог бы…

Я отрицательно качаю головой, через плечо кидая взгляд на маму. Она смотрит на меня внимательно, не моргая, словно действительно пытается вспомнить, кто я такая.

А еще в ее глазах надежда. И сказать ей, что отец умер – значит эту надежду убить. Тогда, вероятнее всего, ее мозг восстановит все события, и мама меня вспомнит…Но какой ценой?..