Виктор Кукушкин - Расскажи мне о своей любви к Эс

Хорошо, что он пришел в кафе задолго до закрытия. Он так хотел увидеть девушку, что пришел намного раньше того часа, когда они здесь вчера встретились.

За стойкой стояла все та же буфетчица. Он с большим трудом и нерешительностью заставил себя встать в очередь, низко и с безнадежностью склонив голову, словно это была очередь на эшафот. Вообще-то, он встал более чем решительно, но немного помедлив. Еще не хватало, чтоб буфетчица видела, что он не хочет вставать в очередь, где она работает. Уж он-то хорошо знает таких людей.

Буфетчица отпускала порции, как ей нравилось. Кто ей нравился больше, она отпускала порцию больше. Кто ей нравился меньше, она отпускала порцию меньше. Кто ей вовсе не нравился, ну, тут, вдобавок ко всему, она отпускала такой взгляд, такой сгусток отрицательных эмоций, и только и ждала, чтобы кто-нибудь попробовал возмутиться. Но никто не возмущался, и потому буфетчица чувствовала себя здесь полновластной хозяйкой.

Он с нетерпением ждал своей очереди, ждал момента, когда увидит на своей тарелке порцию. В нём ещё теплилась надежда, что он неправ в своих мыслях по отношению к этой женщине, но достаточно было его взгляду встретиться со взглядом буфетчицы, надежда развеялась. Он всё понял. Буфетчица узнала в нем вчерашнего посетителя, засидевшегося со своей порцией слишком долго, и – положила очень большую порцию.

«Этого ещё не хватало! – подумал он. – Не хватало ещё ей понравиться. Может, она успела прочитать мои мысли и, накладывая порцию, подумала: «Чтоб ты подавился»? – только это предположение успокоило. Качество пищи во всех кафе и столовых в то время было такое, что лучше бы пищи, действительно, было меньше.

А потом опять появилась Она! Она, а может, это была не она, а видение, галлюцинация, потому что он очень хотел ее увидеть, она опять взяла кофе и вновь села за столик у окна, и достала газету «Спид-инфо». И опять на улице появился мужчина в поношенном костюме и вновь стал заглядывать через стекло витрины в газету.

Вскоре девушка обвела взглядом кафе и увидела его, улыбнулась, сложила газету, и пересела за его столик. А мужчина за окном с ненавистью посмотрел в его сторону. Боже, когда у людей пройдет эта ненависть? И опять за ними наблюдала буфетчица. И пошла она вскоре почему-то закрывать кафе раньше обычного. И закрыла. Возможно, она закрыла кафе вовремя, – когда сидишь за столиком рядом с такой девушкой, не замечаешь, как летит время.

– Я не позвонила, потому что… была занята… А вы ждали моего звонка? Скажите честно, ждали?

Прямо-таки поставила в тупик.

– Жизнь такая штука, что иногда нет необходимости отвечать на некоторые вопросы, правда?

– Наверное. Так вы расскажите мне о своей любви к той, чьё имя состоит из одних согласных? Тогда я вам обязательно позвоню! Только подождите чуть-чуть, – и девушка вновь скрылась.

Легко сказать, подождите. Больше всего на свете он не любил ждать, да и не умел, наверное. Нет ничего мучительнее, чем ждать. Когда не ждешь, всё приходит само собой, когда ждешь, всё будто специально задерживается. Он опять посмотрел перед собой, потом вновь перевел взгляд в сторону и подумал: «Моя маленькая девочка, зачем ты просишь меня рассказать о моей любви к Эс?.. Как силы разума не раскрывают перед людьми тайны раньше срока, чтобы люди не узнали, что им положено узнать только в будущем, и не поселили в своих душах хаос, так и я не хотел бы рассказывать моей маленькой девочке о своей любви. Но коль ты меня об этом просишь, и насколько я понимаю, это более всего тебя сейчас интересует, я буду рассказывать об этом по мере наших встреч и по мере твоего взросления, ведь, что такое наши встречи, если не ступени твоего взросления».

За столиком возле него опять сидела буфетчица. На этот раз она поставила перед собой порцию, очень большую порцию и ела. И смотрела на него. И снова ела. А он сказал: «Приятного аппетита», – отчего буфетчица сильно удивилась! – потом вдруг встал и вышел.

На следующий день всё повторилось заново. Девушка не позвонила, он всё утро ждал её звонка. Ему хотелось встретиться с девушкой и ровно настолько же не хотелось встречаться с буфетчицей. И он опять пришел в кафе и встал в очередь.

Буфетчица выделила его из очереди сразу, и держала его в поле зрения, пока он не оказался рядом, и попыталась широко улыбнуться, и подала ему порцию, отличную от других на отличной от других тарелке, и сказала:

– Мы всегда рады нашим постоянным клиентам!

Он хотел возмутиться, но почувствовал, что ему приятно.

Он сел за столик возле большого окна витрины и стал ждать. Вскоре на улице появился мужчина в поношенном костюме, рядом с ним – ещё двое. Не отыскав девушки, мужчина указал своим спутникам на него и что-то процедил сквозь зубы. Потом они скрылись. И, наконец, появилась она. Он проводил её взглядом до стойки ожидая ответного взгляда. Девушка встала в очередь, но, когда её очередь подошла, буфетчица с презрением осмотрела посетительницу и, поставив счеты ребром, сказала:

– Закрыто!

Девушка тоже хотела что-то ответить, но передумала, повернулась и сразу же подошла к нему.

– Привет!

– Привет! – улыбнулся он.

– Завтра я обязательно позвоню! – сообщила девушка и исчезла так же неожиданно, как появилась.

Он оставил свою порцию и тоже пошел к выходу. У стойки в это время происходил шум.

– А вы что галдите?! Превратили кафе чёрт знает во что! Не кафе, а бордель какой-то! Ещё и возмущаются…

Он шёл по узкой полоске стены словно по узкой полоске памяти мимо огромных очистных сооружений, где бурлила вода, и думал об удивительной способности воды – очищаться. Человеческая же память проносит многие воспоминания через всю жизнь и очень неохотно с ними расстаётся, и томит, и мучает, и заставляет вновь и вновь возвращаться к ним, словно к месту преступления, словно к точке отсчета, откуда жизнь могла бы развиваться заново и, возможно, совершенно по-другому.

Он шёл и думал об Эс. Вообще-то, он и раньше думал об Эс, но события последних дней обострили воспоминания. Наверное, он ещё не готов был к встрече в кафе, хотя где-то в глубине души он уже эту встречу ждал. Он ещё не освободился от образа Эс, жившего в его сознании и владеющего им, и потому не был готов к созданию нового образа. Более того, он не был даже уверен, стоит ли освобождаться от образа, ставшего столь привычным. Не важнее ли быть последовательным, до конца, несмотря ни на что, не смотря даже на то, что образ стал столь противоречивым и утратил реальные очертания? Душа его ещё находилась в спячке, в какой-то непонятной классификации чувств и была неспособна объективно оценивать происходящее, тем более адекватно на него реагировать.

Он искал логических доказательств, чтобы забыть Эс, пытался выстроить для неё своеобразный саркофаг, придумать иную форму существования, чтобы потом, разорвав паутины сомнений, отделить её образ от своей души и вернуть душе способность восприятия нового. Иначе утратив такую способность, можно стать рабом своих прежних чувств и вместе с ними погибнуть, прислуживая им по ту сторону жизни, по эту лишь совершая привычные ритуалы, утратившие смысл.