Дария Тарасова - Свидание длиною в жизнь

Что делал тот одинокий мужчина на палубе и о чём размышлял, знал лишь он один. Бездна в равной степени гипнотизирует слабый дух и притягивает пытливый ум.

К счастью, в этот вечер не нашлось ни слабых духом, ни пытливых умом пассажиров, чтобы измерить расстояние до дна, проведя сомнительный эксперимент. Впав в уныние, изучать несовершенство человеческой природы занятие вполне подобающее, а вот искать под толщей воды что-то, кроме боли в лёгких, пустая трата времени. Найти утешение – под вопросом, бесповоротность шага – тоже. Ведь, едва охладившись, можно передумать, или чего хуже – спасут!

Стоит отметить, как значительно на наши планы влияют погодные условия. Среди людей интеллигентных гораздо меньше желающих бросаться в холодные волны, чем в тёплые, и желательно, в тёплый вечер и при свидетелях! Ведь человек только в счастье своём велик, а в страданиях малодушен, в особенности тот, кому свойственно больше размышлять, чем действовать.

Погоду в этот вечер, о котором пойдёт речь и с которого, наконец, должна начаться наша романтическая история, можно было отнести к лёгкому намеку на осень, когда не столь тепло, как легко одеты люди.

В тех редких случаях, когда температура человека по его внутреннему градуснику заметно отклоняется от того, что чувствуют все остальные – стоит присмотреться к нему внимательнее. Он болен? У каждого в жизни может быть момент, когда он не чувствует ни холода, ни жара, ни боли, ни усталости. Тогда ему нужно помочь. Но люди слишком заняты своими собственными горестями, делами и фантазиями, чтобы направить своё внимание на душевные страдания других людей. И всё же, когда вы заперты с другими людьми вместе в одном пространстве вдалеке от суши, не стоит рассматривать седлание поручней кем-либо из пассажиров как акробатическую разминку и аплодировать гимнасту! Не исключено, что несчастные страдальцы гибнут по легкомыслию и их некому остановить. Возможно, в последний момент, которому нет свидетелей, в неотвратимое мгновение до шлепка о водную поверхность, их, подобно вспышке молнии, поражает острое осознание того, что минутный упадок духа, а не жизнь является ошибкой! Но какая жестокая расплата! Как печально… печально!

Но довольно о самоубийцах. В этом повествовании вам не встретится ни одного. По правде говоря, не могу и сам точно определить, с какой целью столь мрачное начало было выбрано для романтической истории… Разве что автор в качестве аванса собственному рассказу отбросил на него тень тревожного ожидания, которая нависла над беззаботно гуляющей публикой. Сгустится сумрак, тень незаметно проникнет в живую плоть и поселится в чьём-то сердце навсегда. Таким образом, тень станет реальностью, а с ней вместе станут реальностью чьи-то страхи и сомнения.

Признаемся: когда нам хорошо, какое нам дело до чужой частной трагедии? Станем ли мы глубоко копать? Тем более, если никто не умер… Понимая это, воспитанный человек из уважения к душевному покою других людей не станет делиться с ними, и даже с близкими людьми, своей маленькой трагедией, если уж она произошла без свидетелей. Поистине, есть нечто некультурное в желании окунуть своего близкого, а то и даже просто знакомого, в личную драму – в настоящем горе ведь так мало привлекательного!..

Всю ночь на верхних палубах парома праздно шумела публика, не желавшая мириться с необходимостью наступления утра, столь тяжёлого после беззаботного ночного веселья, и столь же неминуемого. Эта нарядная, разномастная толпа не занимала себя, в отличие от автора, вопросами жизни и смерти, ибо степень веселья дошла до уравнивания всех вопросов как незначительных. Были развернуты активные действия по прожиганию жизни, и под воздействием взаимного давления кипение достигло пика, проявляя всё то, на что в повседневной жизни не хватало смелости, фантазии или воодушевления. Общее настроение единодушно строилось на том, что всё ещё впереди, а если что-то не свершилось, то только потому, что рано, но никак не поздно! Время и летело и растягивалось одновременно, в зависимости от того, что происходило: сами знаете, что в ожидании время тянется нестерпимо, а в остальных случаях и через плечо оглянуться не успеешь – фьють, и всё тебе! Привет, Новое, и тут же, Прощай, как уже Старое!

В размышлениях над скоротечностью момента элегантно одетый молодой человек с видимым сожалением провожал юную девушку до каюты. Не этот статный брюнет с благородным выражением лица главный герой нашего повествования, да и не герой он вовсе. Разве может автор соткать из абсолютно благополучного со всех точек зрения персонажа нечто большее, чем слащавый дамский роман, в котором, нарушая все пропорции разумного, содержится непозволительно много сахара? Но хоть я, ваш покорный слуга, и страстный поклонник сладкого, я страдаю психологическим диабетом, поэтому сочинять радужные женские романы, увы, у меня никак не получается…

Всем своим видом молодой человек показывал, что ему ещё очень не хочется расставаться со своей спутницей, и что, определённо, вечер себя не исчерпал. Дойдя до её двери, он позволил себе не удержаться от лёгкого, изящно исполненного, вздоха. Не получив милосердного отклика со стороны юной особы, стоящей рядом, он тотчас простил ей эту жестокость и галантно поцеловал её руку. Многозначительно посмотрев в глаза, он сладким голосом пожелал спокойного сна, повторным вздохом выразив молчаливую надежду, что сон этот будет именно о нём.

В ответ его спутница сосредоточилась на узорах потёртого ковра под ногами и покрепче сжала в руке заранее приготовленный ключ от двери, который обычно приходится некоторое время вылавливать из дамской сумочки, и на это, бывает, значительное, время кавалеры справедливо рассчитывают. Девушка скороговоркой произнесла «спокойночи!», отперла дверь и проскользнула к себе в каюту. Тотчас же закрылась на замок, прислонилась спиной к двери и с облегчением выдохнула: «Наконец-то!..»

Сама неторопливая прогулка до каюты, по воле молодого человека немилосердно растянутая, где каждый шаг тянулся за предыдущим, как тёплая жвачка, была достаточной пыткой, не говоря уже о двух часах, проведённых в светской беседе за ужином. Он пригласил её, и она не нашла подходящего предлога отказать – все первые пришедшие ей в голову слова отказа он умело парировал. «Тебе понравится», – сказал он, озвучивая заказ за двоих. И вот она сидела перед нетронутым бокалом оранжево-красной жидкости, он же медленно помешивал коктейльной палочкой такую же в своем бокале. Он что-то рассказывал о себе, о работе, о планах, а девушка откровенно скучала и, не вникая в смысл фраз, произносимых мягким монотонным голосом, следила за движением его руки, думая: как можно полагать, что пить эту горечь ей будет приятно, лишь оттого, что сейчас это модно? И почему всё, что он говорит, необходимо произносить так размеренно, и при этом с подчёркнуто-важным видом, будто он – самый главный человек здесь, на корабле? Как утомительно, и до чего же напыщенный вид!