Марта Поллок - Остров везения

Света в комнате было мало, и, возможно, в синих глазах Густава сверкали не искорки радости, как ей казалось вначале, а огоньки гнева. Так или иначе, извиняться Маргрит не собиралась и соображала, как бы поскорее закончить вечер. Но поползновения «доморощенного донжуана» привели в такой разброд ее мысли, что она никак не могла подобрать нужные слова.

– Дядя Мартин давно здесь был? – неожиданно спросил Густав, проглотив ее резкость, чего она совсем не ожидала. – Биргитта не любит, когда он один отправляется на рыбалку, ведь твой дядя недавно перенес инфаркт.

Напряжение спало. Но Маргрит тут же подумала, что никто даже не удосужился сообщить ей, когда заболел ее любимый дядя. Разве она бессердечная эгоистка? Неужели они решили, что она за своими делами забыла родных? А может, это и в самом деле так?..

На другой, день незадолго до полудня, прикатил дядя Мартин.

– Здравствуй. Вот надумал посмотреть, как ты тут, – приветствовал он племянницу. – И сообщить, что тебе вчера вечером звонил приятель из столицы.

Маргрит на всякий случай оставила в Стокгольме номер телефона родственников, но никак не ожидала, что им воспользуются.

– Кто это был?

– Некто по фамилии Болиндман. Он говорил так, будто надел туфли на два размера меньше.

Молодая женщина засмеялась, представив разговаривающего с дядей Александра. Они сели на покосившуюся скамью в тени ивы.

– Это ты верно заметил! – прыснула она, взяв на душу небольшой грех. – Я должна ему позвонить?

– Как хочешь. Но вот что он велел тебе передать: «Кончай играть в Робинзона, возвращайся, твое место здесь. Ты нужна галерее и мне тоже». Помнится, он выразился именно так.

Дядя положил руку на спинку скамьи.

– Что это за галерея? И, коли на то пошло, что это за парень в тесных туфлях?

Вытянув ноги, Маргрит откинула голову назад и опустила ее на руку дяди. Смех, вырвавшийся из ее горла, лишь на какой-то миг грозил перейти в слезы, но она легко подавила их.

Дни на острове определенно пошли ей на пользу, а ведь последние месяцы она в таких случаях совершенно не владела собой.

– Галерея – это место моей работы. Мужчина в тесных туфлях – Александр Болиндман, мой начальник и ее владелец. Но все это чепуха. Дядя, почему ты мне не сказал про свое сердце?

– Это все Биргитта, хочет нянчиться со мной и рассказывает всем, что я болен, – проворчал он. – Вечно выдумывает невесть что!

Обыкновенный инфаркт, от этого разве умирают на нашем острове? Вот если бы на меня свалилась сосна, тогда, конечно, надо было бы посылать за священником.

Что ж, юмор показывает, что организм борется с болячками, решила Маргрит и перестала тревожиться за дядино здоровье. Когда, попрощавшись с племянницей, он отправился домой, молодая женщина занялась тем, о чем всегда только мечтала.

Она извлекла из дорожной сумки коробку акварельных красок, беличью кисточку и пачку бумаги. И, вытащив из дома стол, устроилась за ним, с огромным прилежанием рисуя сосновый бор, виднеющийся на противоположном берегу озера. Но вскоре незаметно подкравшаяся туча загнала ее под крышу.

Тут и появился Густав. Поставив грузовичок поближе к крыльцу, он ворвался в дом, промокший до нитки и верь забрызганный грязью.

– Ты как ньюфаундленд, только что спасший утопающего! – протягивая ему полотенце, которое тут же потемнело от влаги, сказала весело Маргрит. – Придется завтра посетить прачечную самообслуживания. Ты мне принес что-нибудь поесть?

– Ненасытное создание Я предлагаю тебе восхищаться моим прекрасным ликом, благоговейно слушать, как я блистаю остроумием, а ты думаешь только о своем желудке!

Он бегом добрался до грузовика и вернулся с корзиной и двумя бутылками вина. Маргрит взяла у него бутылки и, наклонившись над столом, заглянула в корзину.

– По крайней мере, я правильно оцениваю себя, – с усмешкой возразила молодая женщина, изучая ее содержимое: круг мягкого сыра, два пирога с рыбой, что-то завернутое в фольгу и пахнущее, как… – Свиные ребрышки! Поджаренные над углями на решетке! Густав Бервальд, ты просто соблазнитель!

– Пирушка не обещает быть чересчур опрятной: у тебя удобств маловато. Стол из дома стоит на берегу! Если только ты любишь есть под дождем…

– Я рисовала, сидя за ним, – пояснила Маргрит, вынимая из корзины ребрышки, сыр и еще несколько таинственных свертков. – Хотя почему я, ведь ты все равно уже мокрый и грязный…

Вернувшись через минуту, Густав пробормотал, что его беззастенчиво используют. И Маргрит, повинуясь внезапному порыву, чего С ней не было уже несколько лет, чмокнула его в квадратный подбородок.

– Ну-ну, тебе же это нравится. Каждому ведь приятно чувствовать, что он кому-то нужен.

Они поставили стол между кроватями и распаковали все свертки. Маргрит выложила стопку бумажных салфеток, Густав откупорил одну из бутылок. Они уселись на койки по-турецки и принялись жевать, болтать и смеяться.

– Такие вещи просто невозможно есть культурно, – пожаловалась она, когда Густав протянул руку, чтобы стереть у нее с подбородка капельку соуса.

– Смотря что считать культурным. Обгладывать кости – давний славный обычай шведского народа.

Потом они поговорили о политике, об искусстве и о нашумевшем романисте, которого Маргрит встретила недавно на выставке. Далеко не сразу она поймала себя на мысли, что для фермера Густав Бервальд весьма увлекательный собеседник. Столько смеяться ей не приходилось уже много лет, а в последнее время, хоть она этого и не сознавала, смех вообще исчез из ее репертуара. Но остро отточенное чувство юмора Густава зацепило и разбередило ее собственное. Раз за разом он заставлял ее хохотать до изнеможения.

– Разве тебе не весело с Александром? – неожиданно спросил Густав.

– У нас с ним похожие вкусы, но я, кажется, ни разу не видела, чтобы он позволил себе расслабиться и засмеяться.

– А твой покойный муж?

– Карл? О, тот вообще стыдился любого проявления эмоций. Только раз, помню, он не сумел скрыть радости – когда ловко облапошил другого коллекционера…

Не договорив, Маргрит опустила голову и стиснула кулаки. Густав протянул руку через стол и осторожно разжал ее пальцы.

– Не горюй, солнышко. Ты сейчас вся ощетинилась – от затылка до хвоста.

– А вот Карл, – печально сообщила Маргрит, – никогда не произносил слов вроде «хвоста». По-моему, его смущала анатомия.

Густав насмешливо заметил, что, похоже, немало найдется вещей, которых Карл никогда не делал. И Маргрит, несмотря на свой печальный настрой, не могла с ним не согласиться., Но молодую женщину все же задело то, с какой заинтересованностью и дотошностью Густав расспрашивает о мужчинах в ее жизни, и она поспешила сменить тему, сообщив: