Луанн Райс - Судьбе вопреки

Роуз, — пробормотала Мэйв, снова вернувшись в свой сад, где аромат цветов был таким сильным, таким тяжелым, что затягивал ее обратно в сон, прочь от прекрасного знакомого голоса, голоса Мары. Она изо всех сил старалась открыть глаза, посмотреть на лицо человека, сидевшего рядом. Ох, если бы только ей удалось поднять веки — они были такими тяжелыми, а тот запах уже заполонил все… Что он ей тогда сказал? Очень давно? «Белые розы так легко помять»…

— Бабуля! — воскликнула Мара громче. — Не уходи от меня, проснись! Ты мне нужна! Бабуля!

«Белые розы так легко помять»…

Белый сон растворился и превратился в темноту, и Мэйв знала — ей нужно предупредить Мару. Ей необходимо проснуться, проснуться во что бы то ни стало и предупредить свою дорогую внучку, что опасность вернулась и что она должна сделать все, что в ее силах, чтобы защитить себя и свою дочь.

Но сон оказался слишком сильным, она не могла с ним больше бороться. Он связал Мэйв по рукам и ногам и потащил за собой еще глубже, туда, где никто не мог до нее дотянуться. Пока не мог.

Лили очень расстроилась, но доктор Мид, невропатолог, попыталась убедить ее, что больные в состоянии комы часто приходят в себя и теряют сознание на какое-то время, прежде чем окончательно проснуться. Лили изо всех сил старалась поверить в эти слова — ее охватило такое счастье, когда она увидела мягкие голубые глаза бабушки в первый раз за целых девять лет и услышала, как любимый голос прошептал ее имя. А ведь она думала, что никогда уже его не услышит.

Потрясенная, Лили решила спуститься вниз в кафетерий и выпить чашечку чая. Стоя в очереди, она слышала, как люди шепчутся за ее спиной. Выбирая чай, наполняя чашку кипятком, она пыталась сдержать дрожь в руках, чтобы не расплескать воду. Она нашла свободный столик в дальнем углу зала, у окна, выходящего на стоянку.

— Здравствуй, Лили.

Имя назвали новое, но голос, который произнес его, остался прежним. Она почувствовала, как страх, похожий на кусочек льда, скатился по спине. У нее перехватило дыхание, в точности как у Роуз, когда она была еще совсем маленькой и не могла набрать воздуху в легкие. Одно лишь слово — ее новое имя, — и она уже почувствовала старый привычный ужас.

— Эдвард, — выдавила она.

— Та-ак, — произнес он, возвышаясь над ней. Он выглядел бледным и постаревшим. В нем уже не было мальчишеской прыткости. Вокруг глаз и рта пролегли морщины. Или может быть, это проявилось только в данный момент — Эдвард всегда умел быстро изменяться и преобразовываться, прямо на глазах.

Она крепко держала свою пластиковую чашку, наполненную кипятком, обхватив ее пальцами, давая себе возможность на самом деле почувствовать ее жар. Она боялась, что у нее будет шок, а горячая чашка в руках позволяла не терять связи с реальностью. «Я могла бы плеснуть в него кипятком, — подумала она. — Прямо сейчас. И убежать».

— Моя жена, — сказал он. — Вот уж не думал, что вновь увижу свою жену.

— Чего ты хочешь? — спросила она, не глядя на него.

— Чего я хочу? — переспросил он. — Гм, хороший вопрос. Мне бы хотелось знать, что случилось. Почему ты сбежала от меня? Что я сделал такого ужасного?

— Мы здесь одни, Эдвард, — ответила она. — Ты знаешь правду, и я ее знаю. Давай не будет притворяться. Мы оба там были.

— Ты унизила меня, — прорычал он. — Нет, даже хуже! «Унизила» — слишком мягко сказано! Ты заставила меня думать, что умерла. И из-за тебя я был под следствием по делу о твоем убийстве.

Ей хотелось зажать уши, чтобы больше ничего не слышать. Она знала, что его надо остановить, прежде чем он заведется. И все же одновременно она не могла побороть любопытство, она была загипнотизирована его присутствием — как если бы смотрела на акулий плавник, кружащий вокруг лодки в летний день, или на мокасиновую змею, греющуюся на солнце на дороге. Было что-то неотразимое в самых опасных существах. Нормальный человек не в состоянии до конца понять, как можно делить свое существование с чем-то таким внешне привлекательным и одновременно смертоносным и не боящимся появляться открыто.

— Эдвард, — спросила она, — что ты здесь делаешь?

— В газетах написали, что ты вернулась домой, потому что твоя бабушка попала в больницу. Я пришел ее навестить. Знаешь ли, мы поддерживали с ней связь.

Лили хотелось вскочить и выцарапать ему глаза. Ее сердце бешено заколотилось, дыхание участилось, но она продолжала держаться за чашку, чтобы сохранить спокойствие. Она как будто слышала бабушкин голос, призывающий ее оставаться спокойной и не доставлять ему удовольствия заметить ее настоящие чувства.

— Мэйв говорила тебе, что я ее навещал? — произнес он самым что ни на есть светским тоном.

Лили не отрывала взгляда от чашки. Почему он не упоминает Роуз? Может, Лайам ошибся? Может, тот человек, зашедший к ним во двор, был все-таки не Эдвард? Если Эдвард знает о Роуз, почему он не спрашивает о ней?

Он тихо фыркнул от смеха.

— Конечно, она не говорила, — сказал он. — Мэйв не знала, что ты жива. Ты держала ее в неведении, так же как и всех остальных. Вот вам и дружная семья Джеймсонов!

— Это из-за тебя она здесь, — прошептала она

Он улыбнулся, и у нее холодок пробежал по спине.

— Угадай, кого я видел сегодня утром? — спросил он.

У Лили пересохло во рту. Она сделал маленький глоток чаю, а в мозгу проносилось: «Не реагируй, не красней, не давай ему даже повода подумать, что Роуз существует». Но у Эдварда слишком хорошо была развита интуиция. У него глаза были на затылке, а его нервные окончания никогда не успокаивались.

— Девочку с зелеными глазами, — издевательски ответил он на свой вопрос.

Лили почувствовала, как кровь стремительно побежала по ее жилам и закружилась голова. Она посмотрела ему прямо в глаза, и его лицо стало холодным и жестким.

— Знаешь, что самое непростительное? Самое жестокое страдание, которое мне когда-либо причиняли? — прошипел он. — Это то, что ты притворялась, будто любишь меня, а потом обращалась со мной, как с последним ничтожеством. Ты еще не знаешь, Лили, что тебя ждет. Как я когда-то не знал, что ты собираешься бросить меня.

Лили трясло. В этот момент в дверях кафетерия показался Патрик Мерфи. Он увидел их и мгновенно пересек зал. Ростом под метр девяносто, он возвышался даже над Эдвардом. Напряжение стало почти непереносимым, но в то же время оно дало Лили возможность наконец по-настоящему рассмотреть своего бывшего мужа.

При росте чуть выше сто семидесяти сантиметров, он был, как и всегда, очень мускулист. Загорелый, одетый в модные летние брюки и синюю тенниску с эмблемой нью-йоркского яхт-клуба, на руке часы «Ролекс», которые она подарила ему, когда они еще были вместе. Его каштановые волосы стали длиннее, чем раньше, но оставались все еще жесткими и густыми, хотя поседели на висках. Его зеленые с золотыми искрами глаза были по-прежнему яркими и пронизывающими, но под глазами виднелись мешки. Он выглядел так, будто последнее время сильно пил. «Вероятно, он водит знакомство с шикарной компанией яхтсменов», — подумала она и вдруг вспомнила, как он врал ей, рассказывая о своем прадеде — морском капитане.