Пэтти Стэндард - Останься со мной!

– Она тебя не одобряет?

– Мягко сказано. Она считает меня чокнутой, у которой кризис среднего возраста. А я всегда взрываюсь, когда она начинает ко мне придираться. По ее мнению, мое место – около плиты.

– Понятно, – уклончиво произнес Мак. Чувствовалось, что он устал.

– Что ты хочешь этим сказать? – Она прищурилась от яркого солнечного света. – Ты тоже считаешь меня чокнутой?

– Я не говорил этого, – увильнул он, – но ты должна понять, что это не твой стиль жизни.

– Неужели тебе не хотелось послать все это к черту, – произнесла она, обведя рукой окрестности Вайоминга, – неужели не хотелось просто отправиться в тропики?

Хотелось ли ему когда-нибудь бросить все это? Мак призадумался над ее словами. Было время, когда его оставила жена и он безмолвно сидел за ужином, глядя на своих мальчишек, еле сдерживающих слезы и пугающихся каждого звука; когда готовил жаркое в кастрюле, покрытой копотью, а в раковине лежала груда грязной посуды. Неужели он мог все это бросить?

– Я живу тут всю свою жизнь, – пожал он плечами. – Мой отец и дедушка здесь родились. Мой прадедушка приобрел землю. – Он покачал головой. – Я не могу себе представить, что сумею жить где-нибудь еще, и не хочу этого.

Сара, помолчав, сказала:

– Ты счастливчик.

– Да, я счастлив.

Мак был уверен в этом. Возможно, он и привязан к земле, но эти узы, казалось, были желанными, и он убеждался в этом каждый раз, когда работал на земле, когда выжигал родовое клеймо на ревущих животных в стадах, когда делал прорубь во льду. Каждый раз, когда надевал ботинки, натягивал перчатки, шляпу или со стуком захлопывал сетчатую дверь, которую захлопывали четыре поколения Уолласов, он чувствовал, что еще сильнее позволял связывать себя этими узами.

– Я не хочу сказать, что сельским хозяйством должны заниматься все, – быстро добавил он. – Моя бывшая жена тоже не любила это. Работа здесь тяжелая, денег мало и зимы противные.

– Но тебе нравится?

– Да.

– А ей не нравилось?

– Нет. – Он знал, что Сара ждет от него продолжения. Но ему не хотелось ничего добавить к сказанному. Он не любил говорить о Ронде. Он не любил думать о Ронде.

– Ах вот как, значит, я должна тебе все о себе рассказать, а ты собираешься молчать? Я с этим не согласна.

– Ну хорошо, спрашивай. – Он вздохнул с облегчением, когда понял, что Сара не собирается задавать вопросы о его бывшей жене. Он не любил говорить о своей женитьбе. Эта тема была для него запретной. Она приносила боль и страдание.

– Хорошо, – сказала она. – А что значит «Мак»?

– Маккензи.

– Маккензи Уоллас. Звучит прекрасно.

– Эту фамилию носило всего несколько поколений, но отец гордился ею. Единственный ребенок в семье, он был уверен, что я продолжу этот род. В то время как ты... – он внимательно посмотрел на нее, – я хочу сказать, что ты из древнего английского рода.

– Почему ты так решил?

Рука, которая до сих пор лежала на спинке сиденья, осторожно потянулась к ее щеке, и он плавно провел пальцами по ней.

– По твоему нежному персиковому цвету лица, который можно сравнить только с лепестками роз.

– Пальцы Мака медленно скользнули к ее уху, и этот в общем-то особенно ничего не значащий жест вызвал в нем неожиданную реакцию. Его пульс участился, и он полностью забыл о своей боли. Ему захотелось погладить ее шею, ямочку на ней и скользнуть глубоко под вырез ее футболки... Однако он отдернул руку и крепко сжал пальцами обитое войлоком сиденье. Боль в ноге вернула его к действительности: тупая боль временами сменялась сильной пульсирующей. Но стон, который вырвался у него, говорил не о физической боли, а скорее о желании обладать Сарой. Он прокашлялся и попытался заговорить спокойно, скрывая те чувства, которые возникли у него при прикосновении к ее шелковистой коже. – Ты знаешь, что раньше англичане и шотландцы были злейшими врагами? И могу поклясться: мои и твои предки ненавидели друг друга.

Щеки Сары порозовели, но голос был спокойным.

– Я слышала. И они точно бы не одобрили мое содействие врагу. Хотя стоит признать, что именно мой грузовик стал причиной твоих бед, и таким образом получилось, что я как бы отомстила за Англию.

– Да, это был хороший удар. – Он указал на скопление домов, когда их грузовик поднялся на холм. – Поверни налево около дорожного знака «Стоп», и как раз за школой будет больница.

Через минуту они уже подъезжали к маленькому одноэтажному зданию, построенному из шлакоблоков и выкрашенному в стерильно белый цвет. Сара припарковала машину как раз перед двустворчатой дверью, проигнорировав специально отведенное для парковки место, обозначенное желтыми полосками.

– Жди здесь. Я пойду за помощью.

Сара выскочила из грузовика и скрылась в здании. Она вернулась почти сразу же, за ней следовала медсестра, везя перед собой каталку.

– Добрый день, Сьюзи. Как ты? – поздоровался Мак.

На медсестре был обычный белый халат, поверх которого она накинула свободный свитер. Она была полной и высокой, и на голове у нее было множество кудряшек, как у овечки. Видимо, она недавно сделала химию.

– Ты все худеешь? – спросил он. – Клянусь, ты скоро исчезнешь на моем фоне.

– Тебе не удавалось поддеть меня, когда ты был еще мальчишкой, не удастся и теперь. Давай вытряхивайся оттуда побыстрее.

Мак даже не представлял себе, какую невыносимую боль могло вызвать малейшее движение. Его хлопчатобумажная рубашка была вся мокрая от пота к тому времени, когда он втиснулся в коляску. Он глубоко вздохнул, чтобы прийти в себя, и взглянул на Сару. Она стояла перед ним около своего грузовичка робкая и такая растерянная, готовая как Майкл, расплакаться.

– Спасибо, – проговорил он, пытаясь бодро улыбнуться.

Она кивнула:

– Не за что.

Пауза затянулась, пока Мак пристально смотрел в ее ласковые серые глаза, вдруг осознав, что не хочет с ней прощаться.

– Доктор ждет тебя, – сказала Сьюзи, отпустив тормоз на коляске, – он не любит делать перерывы в работе, так что поехали быстрее. – И она резко развернула каталку к двери.

– До свидания, еще раз спасибо.

Каталку подкатили к входу, и в стеклянной двери Мак смог разглядеть отражение Сары. Он видел, как она обошла свой грузовик, и наблюдал за ней, пока двери больницы не открылись и ее отражение не исчезло.

Часа через два Сара снова припарковала свою машину около больницы. Вместо того чтобы ехать дальше по шоссе, она купила с лотков, не выходя из машины, гамбургер и медленно выехала на главную улицу Датч-Крика, служащую воротами в Йеллоустонский национальный парк. Миниатюрные статуэтки в виде бычков, яркие разноцветные камешки расхватывались туристами так же бойко, как и футболки.

Она, выйдя из машины, прошлась по магазинчикам, где продавалось все, начиная с йогурта и кончая фаянсовой посудой, и села передохнуть на скамейку на безлюдной спортивной площадке под тенью тополя. Все это время Сара думала о Маке. Спустя полтора часа, которые Сара провела в размышлениях, она вернулась к своему грузовику и поехала к больнице. Она чувствовала за собой вину и решила перед отъездом повидаться с Маком. Конечно, это никак не было связано с тем, что его рука на какой-то миг задержалась на ее лице, что его огрубевшие пальцы нежно гладили ее кожу. Ей просто хотелось удостовериться в том, что он уже вышел из больницы и отправляется к себе домой. Ей потребуется совсем немного времени, чтобы убедиться в этом. И она еще до ночи успеет добраться до Джэксона.