Кира Муромцева - Я не отдам тебя, Босс

Само собой, на работу я опоздала. Влетела в приемную, бросила сумку в офисное кресло, носком, своей бежевой туфли-лодочки, включила компьютер и бросилась к кофемашине. Благо, явилась я несмотря на опоздание раньше Горева.

Аппарат мерно гудел, выплескивая в чашку с надписью «Big Boss», ароматный черный напиток. Я же в это время неспешно пыталась привести в порядок растрепанные волосы и поправить слегка потекший макияж. Все-таки летом передвигаться на маршрутке – смерти подобно.

Мой автомобиль, уже неделю как в ремонте. Маленький красный Ситроен, был очередным подарком Горева. Достаточно дорогим и не смертельно необходимым, но Дмитрий Александрович, на корню пресек мои возмущения. Хотя, возмущалась я не сильно. Так, для проформы. Если мужчина хочет сделать приятно, кто я такая, чтобы мешать ему?!

Он появляется спустя минут десять. Чеканя шаг заходит в приемную, требует к себе зама, игнорирует чашку с кофе. Кроме того, в немилость впадаю и я. Если это из-за того, что я пропустила его сообщение, так я тогда давно и прочно спала, в обнимку с бутылкой вина.

Но Дмитрий Александрович ничего не спрашивает. Даже не вызывает меня к себе в кабинет, чтобы вновь распластать на рабочем столе.

Руки начинает нервно подрагивать. Безумно тянет покурить, но я должна дождаться Болконского и проводить его к начальству. Какая-то чертовщина творится и мне это не нравится.

Сначала эти его разговоры, теперь вот нарушение «традиций». А дальше что? Мне покажут пальцем на выход?! Ну, уж нет.

Пытаюсь успокоить трепещущие в панике сердце. Начинаю перебирать почту, когда в приемную входит гордым павлином Станислав Сергеевич, или просто Стас, как он просит себя называть.

– Инночка, доброе утро, – он расплывается в улыбке Чеширского кота, ловко вытаскивая из внутреннего кармана пиджака, плитку горького шоколада. Положив сладость на стол, двигает ее двумя пальцами поближе ко мне и подмигивает.

– Дмитрий Александрович, Вас ожидает, – сухо информирую я, мазнув взглядом по принесенному подношению, мгновенно потеряв к нему всякий интерес.

Я молочный, вообще-то, люблю. Подхалим.

– Как официально, Разумовская. Мы же с тобой не чужие люди, а?

– Медленный танец, на новогоднем корпоративе не делает нас близкими друзьями, Станислав Сергеевич, – отрезаю я и снова напоминаю: – Вас ожидают.

Болконский, отчего-то, довольно ухмыляется, посылает мне воздушный поцелуй и уходит в кабинет начальника, не плотно притворив за собой двери.

Я злюсь. Стараюсь не показывать этого, но злоба, то и дело прорывается из-за маски невозмутимости. Что же за день такой хреновый?! Все валится из рук, компьютер постоянно зависает, и я плюю на все моральные устои общества, на носочках подбираясь к двери, дабы не выдать себя стуком каблуков. Не была хорошей – нечего и начинать.

– Не хочешь делиться? – спрашивает Болконский.

– Рискни, – безразлично тянет Горев. – Если она тебе глаза не выцарапает.

Тварь! Какая же Вы тварь, Дмитрий Александрович. Вместо того, чтобы пригрозить Болконскому не лезть ко мне, ты даешь ему карт-бланш в руки.

Отскакиваю от двери, словно меня кто-то кипятком ошпарил.

Значит, если глаза не выцарапаю?! Решил от меня избавиться, Горев? Не выйдет. Я говорила, что не уступлю тебя другой. Говорила, что не отдам. Слишком самонадеянно с твоей стороны. Слишком недальновидно.

Приходится сбегать в курилку, чтобы не устроить Гореву разнос.

Тише, Инна. С ним так нельзя. Надо мягко, хитро. Так, чтобы Дима не заметил, как его переиграли.

Затягиваюсь. Вдыхаю горький дым от сигарет, постепенно успокаиваясь. К счастью, все заняты работой и никто не мешает мне удариться в размышления.

Не для того я перекраивала себя, соблазняла Горева, чтобы так просто отпустить. Мне нужен был он. Его тело, душа, мысли. Нужны были гарантии, что Дима не устроит бунт на корабле.

Бунт. Хммм…Бунт…

Идея пришла внезапно. Пришлось в спешке докуривать сигарету, тушить бычок и бежать на свое рабочее место. Следовала всё хорошенько обдумать и приступать к выполнению, как нельзя кстати, придуманного плана.

– Где была? – интересуется Горев, подпирая бедром мой стол.

– Курила, – пожимаю плечами и медленно подхожу к боссу, не отрывая глаз от его препарирующего взгляда.

Ну, скажи же что-то. Объясни свои слова Болконскому. Заставь меня, отказаться от этой дурацкой идеи. Заставь меня поверить, что я нужна тебе. Что ты меня никогда не бросишь…

– Приготовь документы для встречи с инвесторами. Распечатай презентацию, найди неплохой ресторан, чтобы поужинать после заключения сделки. Не мне тебя учить, – сухо говорит он, после чего отталкивается от столешницы и направляется в свой кабинет.

– Это все? Ты ничего не хочешь мне сказать?

– Кто-то недавно говорил, что знает своё место. Не заставляй меня думать обратное, – дверь в кабинет за ним закрывается тихо, но мне чудится этот звук, как выстрел из дробовика. Громко, на разрыв, до боли в барабанных перепонках.

Хватаю лист со стола, комкаю, пытаясь отдать бумаге всю свою ярость и швыряю, ни в чем неповинный комок в мусорную корзину.

Нельзя быть таким самоуверенным, Горев. Только не со мной. Только не когда дело касается наших отношений.

Смартфон последней модели, сам покладисто идёт в руки. Захожу в список контактов и листаю вниз, пока не натыкаюсь на нужное мне имя.

Трясущимися от напряжения руками, сжимаю телефон, а после, как перед прыжком, глубоко вдыхаю кислород в легкие и нажимаю на найденный контакт.

– Алло, – тихо произношу я, после приветствия собеседника. – Нина Викторовна? Меня зовут Инна Витальевна Разумовская. Я секретарь Вашего мужа. Мы могли бы встретиться?

Глава третья

Инна

Мама всегда учила меня делиться. Девяностые, в которых мне довелось расти, учили вгрызаться в своё и не отдавать, даже под страхом смерти. Нашел и держи. Крепко держи, иначе в мире тотальной конкуренции, ты не выживешь.

Прости мама, но твои уроки пригодны только для жизни в идеальном мире. Мне всегда была ближе теория тех лихих времен.

Девочка из бедной семьи. Отец запойный алкаш с отбитой на ринге головой и забирающий последние, отложенные на молоко ребенку деньги, чтобы купить себе сигареты.

Я помню, как он приходил с собачьих боев, как стрелял из ружья в потолок, как бился головой об стену.

Я помню, что есть было нечего. Наш стаффорд, которая учила меня ходить, подставляя свою толстую и крепкую шею, таская меня на буксире, душила ежей в парке. В те дни у нас был праздник. Мы ели мясо.

Да, мы выкарабкались. Смогли встать на ноги, но стереть из памяти бедное прошлое нереально. Оно не отпустит.

Девочки из бедных семей, никогда не смогут спокойно вздохнуть, пока не выгрызут себе место под солнцем. Девочкам из бедных семей, приходится быть плохими. Хорошие не выживают.