Viktoriya Slizkova - Реабилитация

– Егор, во сколько хоккей?

– Через час.

И вновь гнетущее молчание, которое хуже крика резало уши.

– Сейчас приду, Егор.

Вылетев из палаты, я почти нос к носу столкнулась с Яной.

– Виктория Юрьевна?

– Да, Ян привет. Где здесь ближайший супермаркет или кинотеатр?

Кивая на указания дороги, я вбила адрес в поисковую карту телефона и быстрым шагом шла по тротуару в нужном направлении. Я совершала очередную глупость, но жизнь парня дороже собственных принципов. В буфете местного кинотеатра, который на мое счастье, был расположен не далеко от санатория, страшно удивились, увидев запыхавшуюся девушку в спортивной форме и с бейджиком врачебной клиники на груди.

– Два больших ведра попкорна, пожалуйста.

Примчавшись обратно ровно через сорок минут, злосчастный спортивный костюм был отброшен мной в сторону, почти не задумываясь над выбором, оделась в белые брюки и тунику и, накинув халат, спешила на хоккей.

Мой марафон стоил того, чтобы увидеть обескураженное лицо парня, при виде меня с огромными ведрами попкорна и двумя большими банками газировки.

– Ты только никому не рассказывай, хорошо?

Заговорщицки подмигнула ему я. По моим расчетам, врачи отделения давно разошлись, а Яна напугана мной так, что и носа сюда не покажет.

Щукин не просто улыбался, он сиял от счастья и как маленький ребенок тянул руки к угощению.

– Успела, я к твоему хоккею?

– Пять минут до трансляции, – уже с набитым ртом отрапортовал парень.

Только потеряв, начинаешь ценить маленькие радости, вроде походов в кино, попкорна, газировки. Вредные вещи, во всяком случае, последние две, но из двух зол стоило выбирать меньшее. Егора нужно было привести в чувства, всеми, доступными мне способами.

– Отлично.

Нагло сдвинув парня на край кровати, насколько это позволяла шина, на которой была фиксирована его нога, разувшись, уселась рядом, подмяв под себя ноги по-турецки. Уж и не помню, когда сама в последний раз проводила так время.

– Тебе часто говорят, что ты удивительная?

К подобным откровениям я не была готова и щедро поблагодарила Бога за то, что началась трансляция хоккейного матча. Первое время, я искренне пыталась следить за ходом игры, но хватало сил лишь на то, чтобы представлять в каких синяках будут мои ребра из-за того, что мое сердце так сильно колотится в груди.

– Не нравится?

Дернулась, в миг, попытавшись сделать умное и заинтересованное лицо.

– С чего взял?

– Ты смотришь куда угодно, кроме экрана.

На матче был перерыв, и Егор увлеченно рассказывал обо всем происходящем, 2 : 0 в пользу Медведей.

Сейчас мы походили на друзей, увлеченных друг другом. Но душу крутило от того, какой это было для меня бутафорией. Честно отыгранный мной спектакль. Сейчас просто хотелось выкричать всю эту боль, что мешала дышать.

– Так как? Не интересно?

Дико захотелось заплакать. Вот так просто взять и разрыдаться на всю палату. От усталости, от вечного контроля над эмоциями. От слов, которые битым стеклом пережевывались во рту.

От ответа меня спас, очередной виток игры, и Егор Щукин вновь с ястребиным упорством всматривался в происходящее на экране. Это все, что было между нами общего – он любил хоккей, я любила – медицину.

– Ну, Кислый, не плохо!

Прокомментировал я действия друга. Матч подходил к концу, наши выигрывали, благодаря Кисляку и Кострову. Нужно признать они справлялись неплохо и без меня.

– Вика, представляешь….

Я осекся на полуслове, повернув голову в ее сторону. Девушка мирно спала, положив голову на мое плечо. Безумие. Она мое безумие! Моя врач заснула на хоккейном матче, большего неуважения, и представить себе было невозможно, но мне было плевать на это.

Никогда не умел красиво говорить, а теперь еще и понял, что думать красиво, я тоже не умею. Как подобрать слова, чтобы описать девушку, спящую на моем плече? Это сложно, ведь каждый день я боролся с болью, туманящей мозг, только ради одного, нет, не только хоккея, ради того, чтобы лучше ее разглядеть. Каждую милую веснушку на ее лице. Она пытается выглядеть взросло, но я же вижу, как бесенята играют в ее глазах джигу, тогда, когда она думает, что ее никто не видит. Поразительное самообладание, в следующую секунду, с радужки ее глаз можно соскребать лед.

– Познакомься, это Виктория. Моя ученица и теперь и твой врач на ближайшее будущее.

Всплыл в голове голос Николая Константиновича. Казалось, это было так давно, но с той поры прошло всего пару месяцев. Тогда, когда я ненавидел весь свет. Странное ощущение, которое пугало даже меня самого. Я винил всех и каждого, себя, Макеева, Вознесенского и эту приведенную им девочку.

Врач? Подумал я, именно эта девчонка будет лечить мою ногу? Серьезно? Ей же от силы лет двадцать.

А потом я влюбился, как-то коротко в один момент, она улыбнулась и взяла меня за руку, а я понял, что готов терпеть любую муку на свете, лишь бы она стала уважать меня за это. Любил ли я, когда – то Марину? Всегда верил, что да. Но во что верить теперь, я не знал. И каждый раз, думая, что чем больше сил я вкладываю в тренировки, тем быстрее иду на поправку, ближе к хоккею, дальше от нее.

Скоро я стану фото в ее телефоне и ничем более.

Взрослая, умная, красивая. А я чертов придурок, вечно потный и на коньках. Со спортивной сумкой через плечо и вечными семейными проблемами.

Во сне она слегка приоткрыла губы, и я с трудом подавил стон. Это грешно, милая Виктория Юрьевна, быть столь ненавязчиво сексуальной.

Не думай, Егор! Не думай о ней!

Повинуясь порыву, провожу пальцами по бледной щеке, покрытой веснушками, повторяя утренние движения этого наглого врача. Было видно, что он ей не нравился, но вдруг мне казалось и она примет его ухаживания? Что я буду делать тогда?

Усмехнулся, своим мыслям. А что вообще может делать прикованный к кровати калека?!

Прикосновения к ее коже взрывают импульсы по всему телу, мои пальцы горят. С трудом вдыхаю и выдыхаю воздух из легких, сердце колотится так громко, что боюсь, разбудит ее. А так хочется продлить этот момент.

Спящей она выглядит ничуть не старше меня, не удержавшись, перемещаю пальцы с подбородка на контур губ. Влажные и такие приятные на ощупь. Черт, желание столь острое, что я ощущаю телом судорогу.

А от этого, Волкова, вы тоже меня излечите?

Все в этой девушке шло рука об руку с болью, каждое ее прикосновение к моему телу – вынужденная боль, каждый визит – мука. Она болезнь, поражающая мои вены, мое сердце, мой воспаленный мозг.

Я молод, я глуп и мне можно, попробовать ее губы на вкус, уговариваю я себя. В конце концов, за месяцы боли, я заслужил вознаграждение.

Так не бывает, выстрелила мысль в пораженный ей мозг, а потом я на несколько секунд вдруг перестал ощущать боль. На ее губах остался сладкий привкус попкорна. Как же долго я мечтал прикусить ее нижнюю чуть полноватую губу, впитывая ее вкус и запах. Обвожу языком их контур, и девушка неосознанно во сне стонет, впуская мой язык еще глубже. Делает слегка уловимые движения, поднимая руку и зарываясь в мои волосы на затылке. Да, вот так, еще ближе, еще глубже. Пропускаю между пальцев ее непослушные пряди, стягивая их в кулак на затылке. Я делаю ей больно, возможно, но разжать рук не могу, иначе сорвусь в бездну ее глаз.