Александр Курбатов - Каникулы в деревне

Ранец за его спиной приобрел немалый вес за то время, пока Макс ходил в раздумьях, а ноги становилось поднимать все с большим трудом, и поэтому ботинки его шаркали по земле с неприятным звуком, которого он поначалу даже не замечал. А когда обратил на это внимание, то стал уже специально шаркать с еще большим усилием, чем делал это неосознанно. Он словно вкладывал в это занятие царившую в его душе боль, избавляясь от ненужной черноты. И чем больше ее уходило из него, тем крепче он начинал себя ощущать. И в какой-то момент Максим, наконец, осознал, что душа его стала совершенно здоровой. Так странно, всего лишь какими-то простыми движениями он избавился от такого поганого состояния, когда жизнь ему была и не мила вовсе.

И теперь в нем неожиданно проснулось желание бороться. Оно растекалось в нем, такое горячее и ободряющее, изнутри, из самого его центра во все стороны его тела, постепенно доходя до кончиков пальцев рук, ног и до головы. Когда же это тепло коснулось его мыслей, то в голове Максима усиленно начался поиск вариантов, как можно было бы исправить положение. Он перебирал все на свете – от самых невозможных и просто фантастических вариантов до более или менее реалистичных. И остановился на одном, который показался ему самым здравым и реальным. И с этой светлой мыслью уставший и голодный он направился домой, где его, наверняка, ожидала взбучка от родителей из-за такого сильного опоздания.

***

– Хорошо сидим, – произнесла Маша с полным ртом, набитым жаренными на костре сосисками.

Они и вправду хорошо сидели. Каждый принес еды столько, сколько смог унести, так что недостатка в ней они сейчас не испытывали ни капли. Причем, среди принесенного преобладали как раз-таки сосиски, что и определило основное занятие на время общей беседы. Сосиски насаживались на палочки, и огонь жадно лизал их нежные бока, так что те в свою очередь начинали громко шипеть, морщиться, приобретая вид деликатеса и разгоняя вокруг себя непревзойденный аромат.

Устроившись вокруг костра, они разговаривали поначалу обо всем на свете, но постепенно их разговор перешел в несколько другое русло. Они начали обсуждать, кто как собирается проводить это лето, и Максим услышал много интересных идей. Кто-то собирался ехать с родителями в Египет, кто-то в Лондон, а некоторые из бедных семей это лето собирались проводить дома. Максу даже жалко стало этих ребят ― сидеть здесь и слушать, как кто-то поедет смотреть на мир, а у них нет возможности даже в соседний город съездить ― какие уж тут могут быть другие страны.

Какая же это все-таки несправедливость ― кому-то все за просто так, потому что родители богатые попались, а кому-то ничего, как бы сильно человек ни бился за свое. Макс постоянно сталкивался с подобными вещами уже в школе. Детишки богатеньких родителей любили показать, что они лучше, чем другие ― частенько таскали новенькие телефоны, да так, чтобы все увидели, что это самая последняя, самая новая модель, а не какое-то там древнегреческое старье. И большинство учащихся смотрели на таких вот «крутышек» со смесью зависти и обожания, пытаясь при первой же возможности влиться в их компанию.

Помимо телефонов неравенство задевало и другие аспекты школьной жизни, но самое главное было даже не в этом. Максу было обидно потому, что такие богатенькие детишки получили свой статус не за какие-то собственные заслуги, а лишь из-за богатых родителей. Понятно, когда человек уже повзрослел и что-то из себя представляет ― там уже чисто его вина, к чему он пришел в своей жизни, но вот сейчас, когда они, школьники, еще никто ― уже сейчас те, кто сам еще ничего в жизни не сделал, стараются показать себя лучше, чем они есть на самом деле.

Гнилье ― это слово возникло в мозгу Максима, когда однажды он как обычно стал свидетелем подобной сцены. И это слово засело в его сознании очень крепко. И хотя он еще много чего не понимал в жизни, но эту вещь запомнил навсегда, и постепенно она начала отражаться в его поведении. Поразмыслив как-то на досуге, он пришел к интересному выводу, который буквально перевернул его мировоззрение с ног на голову. Этот вывод заключался в том, что, не смотря на неравенство, сопровождаемое различными статусами и возможностями, бороться имело смысл. И Макс был почему-то уверен, что у тех, кто ничего изначально не имеет, даже больше шансов на успех, чем у детей, имеющих богатеньких родителей. А все потому, что у детей из бедных семей есть голод получить что-то большее, и если они будут его поддерживать в нужной степени, то он вполне может придать им сил.

И вот сейчас они словно забыли про все свои статусные маркеры и хотя бы на какое-то время стали семьей. Или, по крайней мере, ею притворились… Потому что, как бы они ни улыбались друг другу, и какие бы веселые и честные слова ни говорили, на самом деле здесь каждый был сам за себя.

Вот, например, сейчас Ксюша рассказывала всем, как она собирается купаться в красном море, попутно хвастаясь лучшим номером в отеле, где они остановятся. Несомненно, Египет прекрасная страна, а красное море очень красиво, но зачем, спрашивается, твердить об этом ребятам и девчонкам, которые не могут позволить себе увидеть эти красоты. Неужели в ней нет ни капли сочувствия, ни капли сострадания? Зато окажись она в таком же бедном положении, как и другие, мигом бы заговорила иначе.

– Валерка, ― неожиданно прервал Ксюшу Максим. ― Сыграй-ка на гитаре, дружище, а?

– Да без проблем, Макс, ― тут же откликнулся Валера, хороший малый и отличный гитарист.

Гитара легла в его руки, как будто только этого и ждала, и через пару десятков секунд, в течении которых Валера настраивал свою фигуристую подругу, струны заиграли под умелыми пальцами, и голос раздался над верхушками леса. Вот это было совсем другое дело. И в самом парне, Валерке, которого Макс очень уважал, и в песне, очень красивой и беззаботной, не было ни капли гнилья, а было только хорошее и светлое, которое распространялось вокруг вместе с песней.

***

Дома его ожидал разговор с родителями. Поначалу он еще надеялся незаметно прокрасться в свою комнату, но, к сожалению, ему это не удалось. И дело тут вовсе не в том, что Максим совершил какую-то оплошность, а в том, что родители не желали ложиться спать, пока их сын не вернется домой. Лишь только он повернул ключ в замочной скважине, стараясь делать это как можно тише, так сразу же буквально всеми фибрами души ощутил чье-то присутствие за дверью, и, когда его неожиданно отяжелевшая рука плавно толкнула дверь, то Максим тут же убедился в своих опасениях.

– Ну и где же ты пропадал, Максим? ― встретил его из темноты материнский голос.

Прежде чем зайти, Максим тяжело вздохнул, словно его ожидал впереди не семейный разговор, а кровавая битва, а затем ноги будто сами собой сделали шаг вперед. Рука привычно потянула за ручку, и дверь позади него захлопнулась со знакомым домашним звуком. Это слегка привело его в чувство, и он, наконец ответил: